Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - страница 44

Принадлежность к знати не могла не найти выражения во внешних признаках, в вещевой атрибуции элиты ордынского общества — ведь, по словам А. Г. Юрченко, «тот, кто облачился в монгольский костюм, был интегрирован в имперские структуры (независимо от его вероисповедания)»[431]. Однако подобная система выражения включения в Состав аристократии почти не нашла отражения на страницах письменных источников.

На возможность детализировать социальную структуру Орды на основе археологического материала обратил внимание В. А. Иванов. Учитывая 850 погребений ордынского периода от Урала до Карпат, он отмечает, что «всаднические погребения» составляют почти треть из них — 29,7 процента. Причем 12,7 процента содержат в том или ином виде конские захоронения, а 17 процентов — принадлежности конской сбруи, но без коня[432]. Эти данные позволили В. А. Иванову сделать следующие выводы. В первую очередь он отмечает, что «"всаднические погребения" у кочевников эпохи Золотой Орды Поволжья и Южного Приуралья, вероятнее всего, играют роль не этнического, а социального репера (курсив мой. — Ю. С.) и указывают на имущественное положение погребенного или погребенной»[433]. Одной из главных характеристик достатка для кочевого общества В. А. Иванов вполне справедливо определяет наличие коня. При этом имущественный признак тесно связан с местом человека на общественной лестнице — «забить коня и зарыть его в землю вместе с умершим хозяином могла себе позволить семья с одним уровнем материального достатка и соответствующим местом в социальной иерархии. Захоронить шкуру коня, использовав его мясо для проведения поминальной тризны, — это уже другой уровень и достатка, и общественной значимости, а поместить в могилу конскую узду — третий уровень»[434]. Выделяет автор и четвертый уровень — «может быть, самый низший уровень материального достатка и социальной значимости» — это погребения, не имеющие признаков «всаднического», «но содержащие предметы вооружения — железные наконечники стрел, колчаны, костяные накладки лука, то есть воинские»[435].

Погребальный инвентарь позволяет относить к верхнему слою ордынского общества — знати — тех людей, которые захоронены с предметами вооружения и с останками коня. Подобный обряд захоронения описывает участник францисканской миссии в Монголии в 1245–1246 годах брат Ц. де Бридиа: «Если умирает богатый, его хоронят тайно в поле вместе с его юртой сидящим в ней, и вместе с [деревянным] корытцем, полным мяса, и чашей кобыльего молока. Также с ним хоронят кобылицу с жеребенком, коня с уздой и седлом, лук с колчаном и стрелами»[436]. Таким образом, свидетельства письменного памятника соответствуют археологическим данным, подтверждают и детализируют их. Правда, эти свидетельства в большей мере относятся к имущественной дифференциации, позволяя только предполагать социальный контекст.

В то же время в исследовательской литературе утвердилось мнение, что «о высоком общественном положении степняка свидетельствовали его лошадь, пояс, оружие, парчовый халат и головной убор»[437]. Это обобщающее суждение, в целом справедливое, на наш взгляд, можно уточнить.

Так, свидетельство персидского автора Ибн Биби позволяет нам выделить ряд обязательных вещественных атрибутов принадлежности к элите Орды. По его сведениям, Батый, оправляя в обратный путь послов сельджукского султана Гияс-ад-Дина, «…пожаловал для султана колчан, футляр для него, меч, кафтан, шапку, украшенную драгоценными камнями, и ярлык»[438]. Аналогичный вещевой набор, по сообщению Хафиза Абру, жалует Чингизиду Йасавуру ильхан Улджайту: «…падишахский халат, золотую пайцзу, каба, шапку, ремень, лошадь, оружие, палатку, исшитый золотом шатер (шадурван, сара-парде), литавры и знамя». Этот же автор приводит слова владетельной особы Арпа-хана: «…мне достаточно золотого ремня, шапки, украшенной драгоценными камнями, шерстяной одежды и русской войлочной шапки»[439].

Некоторые элементы вещевой атрибутики упоминаются при описании принятия на службу ильханом Газаном двух эмиров: «Государю ислама (Газану. —