Русские полководцы XIII-XVI веков - страница 4

стр.

Отец Мстислава Удалого — Мстислав Храбрый — был правнуком Владимира Мономаха и сыном могущественного князя Ростислава Смоленского. Сыновья и внуки Ростислава во второй половине XII — начале XIII в. чаще других занимали киевский «золотой стол».

Однако Мстислав Храбрый был младшим среди братьев Ростиславичей. Младшим в семье был и сам Мстислав Удалой. По обычаям того времени младший из братьев получал самый бедный удел.

Обделенный судьбой, Мстислав Удалой в молодости перебирался из одного захолустья в другое. В 1193 г. он княжил в Треполе, в 1207 — в Торческе, в 1209 — в Торопце. Именно здесь, в Торопце, на тревожном порубежье Руси и Литвы, Мстислава «заметили» новгородские бояре. В 1210 г. они пригласили его княжить в Новгороде. С этого времени он выходит в первый ряд русских князей.

Как полководец Мстислав Удалой отличался напористостью, стремительностью ударов. Он умело использовал военные хитрости, часто совершал неожиданные для врага маневры.

Среди ярких эпизодов боевой биографии Мстислава Удалого особое место занимала битва на реке Липице, близ Юрьева-Польского. Здесь 21 апреля 1216 г. Мстислав с новгородцами, соединившись с князем Константином Ростовским, нанес поражение великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу и его брату Ярославу.

Летописец рассказывает, что перед самой битвой Мстислав обратился к своим новгородцам, с краткой речью: «Братья! Мы вошли в землю сильную. Станем крепко, не будем озираться назад. Побежав, нам все равно не уйти от них. Забудем же, братья, домы свои и жен и детей. Ведь надо же будет когда-нибудь умереть. Ступайте кто хочет пешим, а кто на конях» (25, 63–64).

Конечно, эта речь передана в летописи отнюдь не со стенографической точностью. Однако сам факт обращения князя к воинам перед сражением не вызывает сомнений. Такова была традиция русского воинства. Бесспорно и другое: благородная простота и сила приведенной речи — всецело «в духе» Мстислава Удалого.

Сойдя с коней и сбросив сапоги, новгородцы перебрались через болотистую низину и внезапным ударом опрокинули неприятеля. Удачное для Мстислава и Константина начало сражения во многом определило и его дальнейший ход.

Сам Мстислав все время находился в гуще боя. Он «трижды проехал через полки Юрия и Ярослава, секущи людей. Был у него топор на руке с поворозою (петлей на рукояти — Н.Б.), тем и сек» (25, 64).

В 1219 г. начинается новый, связанный с Южной Русью период жизни Мстислава. В этом году он разгромил венгерско-польское войско в сражении близ Галича, а затем освободил от чужеземцев и сам город. Изгнав из Галича венгров и захватив в плен их предводителя королевича Коломана, Мстислав сам сел княжить здесь. В борьбе за Галич — один из крупнейших русских городов того времени — Мстиславу помогли половцы. Однако исход борьбы определило его полководческое искусство и поддержка со стороны местных жителей, ненавидевших чужеземцев и их пособников из числа галицких бояр. Закрепляя свои позиции в Галичине, Мстислав выдал дочь Анну замуж за молодого «соседа» — волынского князя Даниила, будущего героя сопротивления монголо-татарам и объединителя Галицко-Волынской Руси.

В мае 1223 г. Мстислав вместе с другими южнорусскими князьями был разбит монголо-татарами в битве на реке Калке. После этого, кажется, единственного в его боевой биографии крупного поражения и бесславного бегства доблестному Мстиславу суждено было прожить еще пять лет. В 1227 г. он уступил Галич своему зятю, венгерскому королевичу Андрею, а сам перебрался в Торческ — на самую границу со степью. Далеко не каждый князь мог править здесь, среди вечно мятежных «черных клобуков» — кочевников, перешедших на службу к киевским князьям.

В 1228 г. Мстислав поехал из Торческа в Киев, но в дороге тяжело занемог и умер. Тело его было погребено в одной из киевских церквей…

В год смерти деда Александру исполнилось восемь лет. Едва ли Мстислав успел «приложить руку» к воспитанию внука. Но известно, что характер, темперамент передаются и через таинственный механизм наследственности. И не от деда ли унаследовал Александр свою пылкую отвагу, рыцарскую беспечность — черты, отнюдь не свойственные владимирским «самовластцам»?