Русские в Берлине - страница 7
) и Монтгомери (Бернард Лоу Монтгомери (1887–1976), 1-й виконт Монтгомери Аламейнский – британский фельдмаршал (1944); в 1943–1945 гг. командующий 21-й группой армий союзников; с мая 1945 г. – главнокомандующий британскими оккупационными войсками в Германии. – Пер.) приготовились к дальнейшим ударам немцев, и действительно, Гитлер грезил наступлением на Маас, Саар и Эльзас. 28 декабря он произнес еще одну из своих речей, длившуюся несколько часов и призванную поднять дух командиров дивизий. В ней он заявил: «Как бы ни истощили меня заботы, как бы сильно они ни подорвали мое здоровье, это не изменит моей решимости сражаться до конца, пока чаша весов не склонится в мою сторону» (Гельмут Гайбер. Речи и воззвания Гитлера – Hitler’s Laga Besprechungen. Штутгарт, 1962. С. 750).
6 января Черчилль отправил Сталину послание следующего содержания: «Буду Вам признателен, если Вы сообщите мне, можем ли мы рассчитывать на русское генеральное наступление на фронте от Вислы или где-то в другом месте в течение января… Я считаю это чрезвычайно неотложным делом».
Чуйков также цитирует это послание в своих мемуарах, которые стоят в одном ряду с другими наиболее объективными описаниями войны, вышедшими до сих пор. Между слишком официальной «Историей Великой Отечественной войны» и многими личными воспоминаниями, в которых больше эмоций, чем фактов, лежит глубокая пропасть, пропасть, в которой воспоминания Чуйкова стоят особняком. Перед нами человек, который, с одной стороны, способен дать нам отличную общую картину, а с другой стороны, имеет смелость честно и объективно выразить свое личное мнение.
В 1945 году генерал Чуйков воевал на 1-м Белорусском фронте под командованием Жукова. Он подтверждает, что, в результате послания Черчилля, приготовления к наступлению на Висле были ускорены. «Все дивизии 8-й гвардейской армии[5] немедленно приготовились к наступлению, работая день и ночь, практически без перерыва».
Русские начали наступление 12 января силами пяти групп армий. Сергей М., который тогда был совсем молодым командиром танка, во время нашей беседы в Москве рассказал мне: «В некоторые дни наши танки проходили по 70 км, и все равно у нас оставалось время на хороший ночной отдых. На самом деле мы двигались так быстро, что наши тыловые службы не успевали вовремя подвезти горючее. Часто нам приходилось оставлять позади несколько танков, выкачивая из них горючее, чтобы наполнить баки остальных машин».
Через 16 часов после начала советского наступления немецкая 4-я танковая армия прекратила свое существование как организованная боевая единица. За три недели оставшаяся часть Польши, значительная часть Германии восточнее Одера и, в частности, вся Восточная Пруссия[6] оказались занятыми Красной армией. Тогдашний начальник немецкого Генерального штаба сухопутных войск Гудериан вынужден был признать: «20 января неприятель ступил на немецкую землю. Теперь нам остается только поставить на кон наши последние фишки».
Где бы советские армии ни вторглись на территорию Германии, политотделы повсюду прибивали гвоздями самодельные вывески со словами «Вы в проклятой Германии!», написанными большими буквами отработанным машинным маслом.
Передовые части Жукова неуклонно продвигались к Одеру, пробиваясь сквозь бушевавшие с 26 по 29 января снежные бураны. И только 30-го над укутанным снегом пейзажем засверкало яркое голубое небо. Амбициозный Чуйков настаивал на увеличении скорости продвижения. 1 февраля передовые части вышли к самой реке. Она замерзла. В некоторых местах отступающие немцы пытались взломать лед, который теперь представлял собой естественный природный мост, при помощи бомб, динамита и мотосаней; одной из множества неосуществленных идей стала попытка взломать лед при помощи искусственного подъема воды.
2 февраля передовые части Чуйкова форсировали Одер. Не только река не послужила естественной преградой, но и сами немцы посчитали целесообразным отойти от нее практически без боя[7] близ Франкфурта-на-Одере и Кюстрина, от которого до Берлина ближе всего.
В 10:00 утра советский генерал инспектировал долину Одера: «Войска готовились форсировать реку между Кюстрином и Гёрицем (Гужицей). Я наблюдал за Одером в стереотрубу. Широкая река, обрамленная дамбами. Наши гвардейцы скапливались на восточном берегу. Какой великий и ответственный момент! Лед настолько тонок, что даже пехотинцы не могли спокойно ступать по нему, но это их не пугало. Они притащили жерди, доски, палки и соорудили легкие настилы и мосты. В некоторых местах удалось даже переправить противотанковые орудия. Солдаты установили их на полозья от саней и толкали перед собой».