Русские вопреки Путину - страница 21

Последняя фраза звучит иронически. На самом деле, ничего плохого в упражнениях в подобном жанре нет – в отличие от упражнений в жанре куда более популярном: «как нам избавиться от Этой Страны». Честная благонамеренность – пусть даже декларируемая, на уровне слов – в наших краях все еще редкая гостья, так что «это надо отметить». Скажу больше. Сам по себе текст доклада, несмотря на разношерстность собравшихся, не вызывал никаких серьезных возражений ни у кого из выступавших. Включая и вашего покорного слугу. В самом деле, давненько ведь не встречался текст, в своей позитивной части столь устраивающий решительно всех. Основные пункты из раздела «что делать» можно спокойно переписывать в любую партийную программу – что СПС, что КПРФ. В самом деле, кто скажет, что нам не нужно развитие конкуренции, не стесненной никакими привилегиями? обеспечение открытости элит? создание достаточного числа рабочих мест? преодоление неприязни между богатыми и бедными? снижение разрыва в доходах? моральное осуждение трат напоказ? развитие экономических отношений на микроуровне? эффективное самоуправление? формирование гражданской нации? преодоление всех форм национального и регионального сепаратизма и экстремизма? Да никто из вменяемых людей такого не скажет. «Все ведь правда».

Однако ж оно и настораживает. Всеобщее нежелание спорить с «вполне приемлемым» почему-то не вызывает желания на этом «вполне приемлемом» сойтись. То есть Зюганов не возляжет рядом с Хакамадою, даже если обе названные особи подпишутся под вышеприведенным списком всеми коленками. А уж само название программы – «социальный либерализм» – вызывает ощущение насильственной случки ужа с ежом. Но, собственно, почему? Это, как минимум, интересно. Почему слово «социальный», на мой, по крайней мере, слух (и судя по всему, не только мой), до такой степени несовместимо с «либерализмом»?

Опять же, обратимся к словам. Примем, что либерал – это человек, ценящий свободу, причем необязательно свою собственную: есть же трогательные примеры героев, отдававших жизнь за чужую свободу. Но что такое свобода? Оставим на время философские измышления о «внутренней свободе» и «свободе для чего-то высшего»: это все, конечно, есть, но есть же и кондовняк. И мы все его знаем. Свобода есть возможность делать что хочешь, «и чтобы никто не мешал и не наказывал». Вот и все. Дальше начинаются сложности: есть разные сферы, где можно быть свободным. От собачьей свободы «где хочу пописаю, где хочу покакаю» или «свободы дать в рыло» и вплоть до «свободного владения темой» в разговоре. Правда, для реализации этих свобод, как правило, нужны дополнительные условия. Свобода дать в рыло бессмысленна, если у тебя слабые лапки. Потому что свобода – это всегда свобода какой-то силы. И, соответственно, свобода – это свобода сильного. Слабому свобода не нужна, потому что он все равно не может ей воспользоваться. «Рад бы, да нечем». Что противостоит свободе? Принуждение. То есть ситуация, когда приходится «не делать того, что хочешь, а делать то, чего не хочешь». Принуждение выступает в двух видах. Во-первых, в виде помехи: «за руки держат», «не дают». И, во-вторых, в виде наказания: «в ответ по морде дали», «повинтили», «в тюрягу упекли». Помеха отличается от наказания тем, что помеха мешает совершить желательное тебе действие (или бездействие), а наказание – насладиться его плодами. То есть опять же: условием свободы является слабость тех сил, которые могли бы – и хотели бы – помешать свободному человеку реализовывать свою свободу или наказать его за это.

Теперь посмотрим с этой точки зрения на такие явления, как общество и государство. И мы увидим, что с точки зрения свободного, распоясанного индивида, засучившего рукава и желающего Делать Что Он Хочет, общество выступает в роли мешающего, а государство – в роли наказывающего. Между которыми он, Сильный Свободный Человек, и зажат.

Что такое общество? Это, во-первых, совокупность людей. И, во-вторых, та сила, которая удерживает их вместе. Эта сила проявляет себя во всякого рода «общественных связях», опутывающих общество множеством паутинок – начиная от норм приличий и взаимных обязательств и кончая конкретными людьми, которые могут «удержать за руки» или «не пустить в дверь». Отдельной разновидностью помех являются так называемые «обязательства» перед разными людьми, которые общество охотно навешивает на индивида (обычно без его на то свободного согласия) и от которых очень трудно освободиться. Государство же выступает преимущественно как карательная инстанция. Оно вступает в дело после того, как индивид применил свободу, а общество не сумело его от этого удержать. (Ну, например, убил кого-нибудь.) Тогда начинается «репрессия», кончающаяся обычно тем, что индивид не может «вкусить от результатов».