Русский консерватизм и его критики. - страница 9

. Поэтому во многих континентальных странах они прекратили созывать штаты, и последние тихо прекратили свое существование. Этого не произошло в Англии, которая не имела постоянной армии.

По существу, абсолютизм означал, что короли могли издавать законы по собственному усмотрению — как Людовик XV сказал о себе: «À mois seul appartient le pouvoir législatif, sans dépendance et sans partage»[34]. Эта практика, безусловно, нарушала обычай, распространившийся в Европе в течение предыдущего тысячелетия. Согласно ему, короли не издавали новые законы, а лишь проводили в жизнь уже существующие, а если требовалось новое законодательство, то оно вводилось с согласия народа*.

«Едва ли найдется какой-нибудь важный закон, в котором средневековый монарх не утверждал бы, что он издан после консультаций и одобрения, т. е. в согласии с правовыми представлениями сообщества» (Kern F. Kingship and Law in the Middle Ages. N.Y., 1956. P. 73).

Однако даже абсолютизм, лишивший народ политических прерогатив, не посягал на фундаментальные гражданские права и права собственности. «Абсолютная монархия — это понятие, противоположное феодальной раздробленности. Но оно не означает деспотизма или тирании»[35]. Поэтому неправильно утверждать, что абсолютизм предвосхитил тоталитаризм XX века. Основные теоретики эпохи абсолютизма были едины в том, что короли всегда должны следовать «законам Бога и природы», некоторые из них даже позволяли себе утверждать, что подданные тех монархов, которые нарушали это правило, освобождались от обязанности повиноваться, подобно вассалам лордов, нарушивших свои обязательства[36]. Во Франции, одной из самых абсолютистских монархий, даже защитники королевского абсолютизма признавали, что страна имела «обычную» конституцию, которая отменяла волю короля и которую король должен был уважать: свобода и собственность французов были неприкосновенными[2]. Существует общее мнение, что и в Испании, чей правитель Филипп II был назван «самым абсолютистским монархом в мире», королевский абсолютизм закреплял взаимный обмен — король гарантировал правосудие и собственность в обмен на повиновение со стороны своих подданных. Короли возведены в свой сан народом и потому обязаны работать на общее благо[37]. (Термин «bonum commune» применялся во Франции уже в 1273 году[38].)

В Англии, а затем в Соединенных Штатах и во Франции, где абсолютизм подвергся атаке, с самых первых дней европейской цивилизации существовало общее видение того, что представляет собой законное правительство: такое правительство действовало в согласии с обычаем и законом, уважая права и пожелания граждан. По существу, именно поэтому демократические революции не столько выдвигали новые принципы управления, сколько восстанавливали и расширяли один из традиционных для Европы принципов: что касается всех, должно обсуждаться и одобряться всеми. Остальное в западной политической теории и практике уже давно существовало.

В силу разных причин — в первую очередь географических, но также и культурных — политическая эволюция России происходила в противоположном направлении: от относительной свободы Средних веков к режиму, который в словаре западной политической теории определялся по-разному — как тиранический, сеньориальный или патримониальный.

Как правило, стабильность и свобода в стране находятся в обратной зависимости от размера и внешней безопасности, т. е. чем больше страна и чем небезопаснее ее границы, тем меньше она может позволить себе роскошь государственного суверенитета и гражданских прав. Страна, в которой власть управляет огромными территориями и которая уязвима перед иностранными вторжениями, имеет тенденцию к централизованным формам управления. Эта идея была сформулирована таким политическим теоретиком XVIII века, как Монтескье, и в России служила основным оправданием ее автократической форме правления.

Разумеется, с этой точки зрения самодержавие вполне могло быть обосновано как единственно подходящая для России форма правления. Ее территория огромна: благодаря завоеванию Сибири Россия уже в XVII веке была самым большим государством на Земле. Более того, ее обширному пространству недоставало естественных границ в виде гор или морей, что означало незащищенность страны перед непрекращающимися набегами со стороны кочевых и полукочевых монгольских и тюркских племен. Такие нашествия были частью российской действительности с XII по XVIII век, пока эта подвижная граница в конце концов не стабилизировалась. Этот опыт контрастировал с опытом Западной Европы, которая наслаждалась неуязвимостью перед внешними вторжениями уже с XI века.