Русский Нострадамус. Легендарные пророчества и предсказания - страница 13

Нужно помнить о законах того времени и о тщательно соблюдаемой «субординации». Наверняка все «жалобы» шли через общинного старосту — отца Улиты, то есть он обладал правом пускать их в ход. Но в рукописи указано, что тесть Тита был одним из самых недовольных. Что же ему помешало избавиться от нежеланного зятя? Оказывается, самое что ни на есть простое житейское дело: «Улита понесла (забеременела)». Сам ли староста был чадолюбив или супруга старосты вступилась за дочь, неизвестно, однако «делу не был дан ход». Тит тоже перестал принимать и пристраивать беглых, и, может быть, по той же причине.

Но всем известно, что, стоит только возникнуть какому-нибудь «недовольству», оно рано или поздно вырастет в открытое гонение человека — его будут обвинять во всех бедах и невзгодах. «И пяти лет не прошло с той поры, — пишет биограф, — как снова Титу стало нечем вздохнуть». Что же за это время случилось в государстве? Дело в том, что начался так называемый «медный бунт», который, на свою беду, предсказал Тит: «Берегите серебро и, тем паче, золото. Как заменят их на медь — идти тогда нам по миру с протянутой рукой». Что же такое этот самый «медный бунт» и каковы причины его возникновения? Приходится снова вернуться к историческим событиям этого периода.

Царь Алексей начал войну с Речью Посполитой и повел войска на Литву. В это время страну поразила «моровая язва» (по всей видимости, чума). Болезнь опустошила страну, совершенно расстроив с таким трудом введенный Одоевским новый общественный порядок и разрушив уже вполне сложившуюся экономику. В условиях эпидемии невозможно стало собирать деньги в государственную казну, и она «оскудела». Сказалось и несвоевременно принятое Думой решение о запрете иностранцам торговать в стране (приток импортного серебра иссяк). Не зная, откуда брать деньги, правительство придумало следующие меры: мелкую монету (копейки и деньги) стали делать из меди. Если до этого нововведения в одном рубле было 100 копеек и 200 денег, теперь «мелочь» стала в 20 раз дешевле. Медные монеты появились в огромных количествах, и на первых порах никто не заметил их разрушительного влияния на рыночные отношения. Однако вскоре появились «воровские деньги»: мошенники-дьяки, служащие при монетном дворе, стали чеканить «себе и товарищам» монеты из собственной меди (этот металл, в отличие от золота и серебра, был легкодоступен). Медные монеты стали резко обесцениваться: за 100 серебряных стали давать 200 медных денег. Товары начали резко подниматься в цене. Испуганное инфляцией правительство новым указом о том, чтобы в казну поступало только серебро, обострило финансовый кризис. Требуя уплаты налогов серебряными рублями, народу тем не менее платили только медные деньги. «И установился такой порядок: за 100 серебряных монет требовали и тысячу и полторы тысячи медных». Начались разорение среднего класса и голод среди бедноты. «Совсем погибаем и помираем голодной смертью. На медные деньги ничего не продают, а серебряные взять негде», — писали в челобитных царю подданные. И начался великий мятеж — «медный бунт». Уговоры царских чиновников не оказали должного воздействия, и тогда в ход были пущены войска. «Много мятежников было убито и казнено, а и много утонуло в реках (очевидно, во время бегства) и сгинуло у степняков (видимо, попав в рабство)». События эти кажутся далекими от размеренной жизни Титовой деревни, однако все, что происходило в стране, так или иначе отражалось на быте даже самого далекого и укромного уголка государства.

В рукописи больше не говорится о том, что Тит помогал беглым от царского гнева людям, но его односельчане, видимо, каким-то образом пострадавшие от «медной реформы» — при торговле или при уплате податей, — обвинили в неприятностях именно его. Во всяком случае, «всем миром пришли они к нему (Титу) на двор и упрекали, мол, ты с твоими дружками-боярами учинил нам разор. Потому ты во всем и повинен. Коли не заплатишь серебро в казну, съезжай со двора и живи своим умом». Благодарность народная коротка, позабыли крестьяне о том, что именно вменяемая ему в вину «дружба с боярами» несколько лет назад принесла деревне немалую выгоду. Что же Тит, неужели не напомнил о том, как лечил и учил уму-разуму односельчан, неужели малодушно промолчал и ушел из деревни? Может быть, он так бы и поступил, ведь биограф пишет, что «он никогда не вступал в споры и свары», но вмешалась Улита. Вот как описано в рукописи ее заступничество: «Вышла Улита, с дитем малым на руках, встала добродея (творящая добро, правду) перед мужиками и сказала все, что знала про бесстыжие их домыслы, клеветные наветы и злую напраслину». По этому высказыванию можно представить себе характер этой женщины — бесстрашной, честной, справедливой, недаром же в рукописи она названа «добродеей». Такие прозвища давали только «женам, умом мужам равным». Помятуя о нравах того времени, можно предположить, что особого внимания на ее слова мужики не обратили, но, «устыдившись, ушли, затаивши злобу на Титушку». После выступления Улиты Тита на некоторое время оставили в покое, однако «не переставали чинить ему козни». Что могло это означать? Скорее всего, односельчане постарались лишить его врачебной практики. А вот каким образом, можно понять из последующих событий в жизни Тита.