Русский Рокамболь: (Приключения И. Ф. Манасевича-Мануйлова) (примечания)

Ганзен — советник французского министерства иностранных дел.

Полковник Секеринский — начальник с. — петербургского охранного отделения

В то время наш посол во Франции.

Г. К. Семякин заведывал политическим розыском в департаменте полиции.

Вот sto письмо: „Дорогой Борис, простите меня, что я не ответил на ваше последнее письмо, но я крайне занят и для удовлетворения вашей просьбы я должен был повидаться с известным лицом. Желаемые деньги будут вам в скором времени переведены. Займитесь делом, и мы вас не оставим.

У меня к вам просьба, которую извольте исполнить сейчас же по получении этого письма. Отправьте прилагаемую при сем телеграмму. Надеюсь, вы не замедлите исполнить мою просьбу. Я буду в Париже очень скоро. Постарайтесь поискать мне квартиру (на B-d Hausmann или в Елисейских полях, в 4 комнаты, хорошо меблированные). Остановлюсь в Hôtél Continental. Но о дне приезда я вам пришлю телеграмму из Берлина и надеюсь, вы меня встретите на вокзале. Ваш И. Мануйлов". Текст телеграммы, которую, по просьбе Мануйлова, Надель должен был отправить из Парижа, следующий: „Peters-bourg. Fontanka 56 Polak Pratez samedi. Argent transmit Crédit Lyonnais ^ous attends gare Nord Brettaner“.

В. М. Пирамидов — начальник петроградского охранного отделения.

„Воспоминания", т. И, стр. 519–520.

„Воспоминания" т. I, 248–249.

Эти строки написаны в 1910 году, когда Мануйлов был в опале.

В этом лживом сообщениии. использован традиционный прием дискредитирования охранкой работы революционных организаций ссылкой то на японские, то на английские, то на немецкие деньги.

Столыпину.

Замечательно это умолчание о причинах исчезновения денег.

См. примеч. к стр. 46

В 1916—17 г. генерал Адабаш был председателем петроградской военно-цензурной комиссии.

„Конец русского царизма* Гиз. 1923.

Стр. 194

„Падение царского режима", т. I стр. 246.

ib. стр. 257.

ib. стр. 152.

ib. стр. 401.

„Былое" кн. 21.

Былое* кн, 22 стр. 259–260.

Былое" № 22 стр. 28.

Сенатор, а затем член Государственного Совета Чаплинский был, по должности прокурора Киевской судебной палаты, главным постановщиком дела Бейлиса и руководил непосредственно как ходом предварительного следствия, гак и обвинением на суде. Оба вышеприведенные высокие звания его получены были Чаплинским в воздаяние именно этих трудов его.

Падение царского режима.

T. I, стр. 1—53.

Показания Мануйлова Чрезв. Следств. Комиссии.

Ор. cit стр. 261.

Падение царского режима т. I, стр. 33.

T. I, стр. 42.

Инженер-авантюрист из распутинского кружка и приятель Ржевского и Мануйлова, главный свидетель обвинения.

Мамаша и папаша — царица и царь.

Ор. cit. стр. 261.

T. 1, стр. 322.

В своем позднейшем письме Николаю II Татищев называл это „стремлением осуществить заветную мечту всякого верноподданного — приблизить себя к особе монарха".

Попутно же еще одна деталь из его личной биографии.

В 70-х годах прошлого столетия российская казенная бандероль являла собою вид весьма примитивный. Это была длинная узенькая лента простой бумаги, на которую нанесены были простым же типографским путем Продольные черные полоски, прерывавшиеся расположенными на равном расстоянии друг от друга изображениями государственного орла. На почве этой примитивности в искони нищем западном крае широко развилась своеобразная промышленность: почти в каждом еврейском подвале появились домашнего приготовления станки, меж двух валиков коих тянулась бесконечной лентой узкая полоска бумаги, и производство бандероли стало доступно даже детям: смажь только типографской краской верхний валик, на котором были сделаны соответствующие нарезы, и верти ручку.

Называлось это в просторечии:

— Тянуть акциз. — И тянула его почти вся городская беднота. Правительство, конечно, боролось с этими вольными экспедициями государственных бумаг, но не эта борьба грозила им смертью, а самая доступность и бессистемность промысла; предложение бандероли скоро настолько превысило спрос, что производство стало бы заведомо убыточным, если бы один виленский „предприниматель" некий Тодрес Манусевич не сумел вдохнуть в него новую жизнь. Он кооперировал отдельных печатников, поставил дело на фабричную ногу, ввел систему и план в производство и сбыт — и оживил дело.

Промышленно-хозяйственные таланты Манусевича 'были вполне оценены правительством: он попал прямо в Сибирь на поселение.

Вслед за Тодресом отправилась в изгнание и его семья, вместе со старшим сыном — 7 летним шустрым мальчуганом, прозванным за своеобразную форму черепа — „сахарной головкой", и, уж кому-кому, а сахарной головке новая родина оказалась подлинно не мачехой, а лучше родной матери. Живой, веселый и умный отпрыск рода Тодреса Манусевича понравился семье богатого сибирского еврея — кулца Мануйлова и был принят в нее, как родной. А когда Мануйловы переехали в Петербург и, сообразно новому положению, нашли нужным перейти в христианство, этой операции был подвергнут и „сахарная головка", ставший отныне Иваном Федоровичем Манасевичем-Мануйловым.

Члены батюшинской комиссии.