Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина - страница 5

– Сынок, – на выдохе, истошно прохрипела мать. Какой – то невероятный спазм охватил её тело.

– Сынок мой родненький, – захлёбываясь от подкатывающейся истерики, она рванулась к нему, и прижалась к груди. Слёзы хлынули из её глаз. Женщина обняла сына, прижимаясь к нему, не в состоянии больше сказать ни слова.

Отец, поднявшись со своего рабочего места, не мог шелохнуться от неожиданности. Кровь хлынула к вискам, лицо налилось багрянцем.

– Матвеюшка, ты ли енто? – приходя в себя, произнёс он. Матвей, еле сдерживая слёзы, посмотрел на отца.

– Я, батя.

Семён Евсеевич сделал несколько больших шагов, и оказался рядом с сыном. Обхватив его затылок своей могучей ладонью, он прижал его голову к своему плечу. Варвара, не поднимаясь, наблюдала за происходящим. Ребятишки притаились, не понимая, что происходит. Петро, украдкой, то и дело смахивал слёзы, предательски выступающие на глазах.

Неожиданно, Мария Тимофеевна рванула к большому сундуку, стоящему возле печи. Открыв крышку, и выкинув из него несколько тряпок, она достала старенькую, в резной оправе иконку.

– Уберегла, Царица Небесная. Уберегла сыночка, Заступница наша – женщина перекрестилась и поцеловала образ Пресвятой Богородицы, вытирая заплаканное лицо кончиками платка, упавшего с головы на плечи.

– Кажную ночь просила защиты у Заступницы Небесной, и услышал Господь, – всхлипывала она.

Мария Тимофеевна поднесла икону мужу. Он, перекрестившись, поцеловал её.

– Милостив Господь нынче к нам мать, Слава Тебе, Господи.

Перекрестив себя и сына, он ещё раз поцеловал святой образ. Матвей сделал тоже самое. За ним повторил Петро и Варвара.

– Ну что же мы на пороге, садитесь за стол, – захлопотала мать, ставя икону на полочку опустевшей божницы. Время от времени, по домам ходили патрули, и изымали у казаков иконы и распятия. Дескать, неча религией себе голову задурять.

– Варюшка, подавай на стол, казаки с дороги знать оголодали, – по-отечески мягко скомандовал Семён Евсеевич.

Все стали усаживаться за стол.

– А Сеньша то с Андрейкой рыбалят, – опомнилась мать, и выбежала во двор.

– Даша, Даш, – крикнула она через соседский забор.

– Что, баб Маш? – отозвалась девушка с длинной, чёрной как смоль косой, и большими голубыми глазами.

– Дашенька, миленькая, сбегай на реку. Там Андрейка наш с Сенькой рыбалить пошли. Скажи щоба домой бёгли. Скажи, зараз Сенькин батька домой возверталси.

– Я мигом баб Маш, я мигом.

– Постой.

Девушка обернулась.

– Батьку сваво покличь, пусчай зараз придёть. Девушка забежала в дом, кликнула отца, и со всех ног понеслась к реке.

– Спаси Христос, – поблагодарила её в след Мария Тимофеевна, и вернулась в дом.

Дашин отец, Григорий Метелин, для Семёна Евсеевича и Марии Тимофеевны был как сын. В 1915 году, он, с тремя товарищами, привёз с германского фронта тело их погибшего старшего сына. Там, на фронте, казаки – одностаничники пообещали друг другу, что если кто погибнет, не хоронить товарища на чужбине, а возвратить домой. Да положить в родную землицу, рядом с прадедами.

В начале февраля 1915 года, Кирьян Семёнович Бандурин погиб в конной атаке. Григорий с товарищами выхлопотали отпуск, чтобы отвезти тело друга родным. Командование пошло им на встречу. Хорошо служили казаки, чем и вызвали к себе расположение начальства. Две недели добирались они с гробом до дома. Сложным и долгим был их путь, но обещание данное товарищу они выполнили, похоронив его на станичном погосте. После этого случая, Семён Евсеевич считал всех четверых своими сыновьями, и относился к ним соответствующе. Гражданскую войну пережил только Григорий.

– Здорово жавётя, станишныя. Через несколько минут Гриша стоял на пороге.

– Слава Богу, Григорий Митрофаныч, слава Богу! – вставая и подавая руку для приветствия, ответил Семён Евсеевич.

– Проходь. Поглянь, радость то у нас кака велика.

Матвей встал из-за стола и они обнялись.

– Слава Богу, Матвеюшка, слава Богу, – не разжимая объятий, прошептал Григорий. – Возвращаются казаки-то, не всех извели, стало быть, а Сямён Явсеич? – произнёс он уже в полный голос.

– Господь милостив, слава Тебе Господи, – взглянув на вновь поставленную икону, перекрестился отец.