Русский садизм - страница 9

Вместе с тем, мужа своего она боялась больше, чем дьявола, и состояние беспредельного страха в причудливом сочетании с завистливой злобой стало ее привычным состоянием. Ее отношения с супругом строились на прозаическом расчете; поскольку он относился к ней с какой-то странною опаскою. Она следила за его повадками, приглядывалась к ним, подмечала мужнины привычки и пристрастия. Но потом — и очень скоро — исход благих намерений навеки прекратился. Домашние люди Марка Соломоныча в пересудах с соседскими домашними людьми божились, будто слышали в дальних покоях хозяйского дома дикие вопли истязуемой Клавдии Михайловны. Некоторые пытались отнести их на счет необузданной интимной страсти молодых еще супругов, но кое-кто из людишек, имевших доступ к замочной скважине хозяйской спальни, уверенно докладывал, что страстный супруг зачастую исполнял свои нехитрые обязанности по обыкновению не распуская ремней.

Так в лживой любви был зачат первенец Марка Соломоныча и Клавдии Михайловны. Мальчика назвали Ильей. На удивление он рос крепким, здоровым, ел, что попало, бегал раздетый, мылся холодной водой. Вначале Клавдия Михайловна все свое время отдавала малышу и занималась только им, но вскоре, видя его завидную самостоятельность, переложила заботы о нем на плечи няни, благообразной старушонки Бат-Шевы Габриэлевны, поселившейся с Илюшей в отдельной комнатушке. Сама заботливая мамочка полюбила одиночество и праздность и в безделье уже думала о том, что пришла пора поразмыслить о кое-каких подходящих ее положению утехах. Эти крамольные мысли явились у нее на фоне знакомства с неким молодым человеком по имени Павел Афанасьич, нигде не служившим и занимавшимся какими-то странными делами.

Роман был бурным и кратким. Стихия случайных встреч, долгих внимательных взглядов, робких и одновременно настойчивых прикосновений, объятий, поцелуев и, наконец, тайных свиданий настолько вскружила голову впечатлительной, уставшей от нудного, подозрительного мужа Клавдии Михайловны, что опомнилась она лишь тогда, когда Павла Афанасьича забрала полиция. Вначале она неблагоразумно кинулась выяснять в чем дело, но вовремя опомнилась и смирилась.

Марк Соломоныч при всей своей подозрительности ничего не замечал, а скорее всего делал вид, что ничего не замечал, и, продолжая заниматься коммерцией, куплями, продажами, оптовыми договорами и прочим, почти не интересовался жизнью Клавдии Михайловны, не забывая, однако, аккуратно посещать ее ежевечерне в ее опочивальне. Десяти минут ему вполне хватало для общения с супругой, и он, довольный собой и, разумеется, ею, умиротворенный и полный предчувствий будущих побед, с легким сердцем уходил отдыхать от праведных трудов.

Между тем, через пару месяцев после ареста Павла Афанасьича стало ясно, что счастливый супруг Клавдии Михайловны довольно скоро будет ликовать по поводу рождения нового наследника, а Клавдия Михайловна втайне холодела от этой мысли, памятуя о том, что волосы у ее незабвенного Павлушеньки были мягкие и рыжеватого оттенка, являя собою полную противоположность черной и жесткой шевелюре Марка Соломоныча.

Впрочем, после рождения Левушки это обстоятельство не имело для нее ни малейшего значения, так как, не вынесши родовых мук, она скончалась в одночасье и ее торжественно похоронили, сопроводив на местное еврейское кладбище цветами, воплями и горькими слезами… Правда, злые языки утверждали, будто бы под видом Клавдии Михайловны на кладбище сопроводили вовсе не ее, а неизвестно что, чему и названия на свете нет — фантом, призрак, а может, тело какой-нибудь бродяжки, взятое за пятиалтынный из городского морга.

Левушка, в отличие от брата, был мальчиком болезненным и хилым, к нему постоянно цеплялась всякая зараза; кормилица его Дора Самуиловна, переехавшая вместе с мужем и своей девочкой в дом Марка Соломоныча, сбилась с ног в заботах о качестве грудного молока, стерильности пеленок и продолжительности сна младенца. Левушка игнорировал ее заботы и как будто специально время от времени прихварывал. Он поздно начал говорить, и первым его словом стало слово «дай». Ходить он, правда, начал очень рано, однако ноги его вследствие этого сделались кривыми, и кормилица иной раз в шутку говорила, что Левушка непременно будет в кавалерии.