Русский сбор - страница 2
Святость душ неимущих да продажность искусств.
Не мигая на Запад смотрит жёлтый Восток,
Но создать Фрэнка Заппу он пока что не смог.
В кимоно или в сари, отчеканен лобок —
Так напассионарен, что расслабить слабо.
Запад в дымке востока, завороженный ru,
Эта дымка до срока превратится в чадру.
Он застыл, сдвинув пятки, он молчит бронево,
Опущение матки – вот диагноз его.
Русский, срущий в колодец, из которого пьёт —
Беззаботный народец и в соседний насрёт.
Что там: Калка? Непрядва? – Раз поэт не в чести,
Исторической правды не обязан блюсти.
"Чёрный пояс тэйквандо…"
Чёрный пояс тэйквандо,
Повязка белая шиацу,
Ты можешь любить Кустурицу,
Во сне увидишь Марлона Брандо.
Чтобы сохранить целое, требуется герметика.
Но такую страну не закупоришь в бутыль:
Гумилёв плюс Ахматова дали жизнь теоретику,
Да и как практика его не сдашь в утиль.
Лев Николаич, похоже, и в правду напряг поле:
Героев стало – хоть косой коси!
Напассионарены все – только дай волг —
Переустроят – отсель и до небеси.
Думалось: yes, you can, Russia!
Время шло и шло – а ты всё ждёшь и ждёшь…
Видать, такова уж природа наша…
Из всего напряжения в основном пердёж.
Жить в половину мощности —
Продлевать одну жизнь вдвое!
Меньше склочности – больше прочности,
Покой повышает надои!
Зелёное знамя болеет расколом в вере,
Жёлтый человек всё равно всех придушит,
Красная тряпочка Ру на глазах розовеет —
Объедаемая часть суши.
Кони и пони
Думал поезд: вот пойду под откос,
И та парочка, что в третьем купе
Целовалась на платформе взасос,
Не увидит своего Сан-Тропе!
Тех, что в тамбуре дымят без конца —
Двери настежь на гитарах бренчат —
Дерну сцепкой да и сброшу с крыльца,
Вон их сколько под откосом лежат.
Инженерно – преферансную пьянь,
Их консервь да яйца, сельдь с запашком —
В пыль, в труху, в кровавую дрянь,
Потому что страшно пусто кругом.
Поле этой необъятной страны
Пересечь, что восемь жизней прожить.
Чтоб границ границы стали видны,
Это надобно ещё заслужить!
А ту троицу бескостных людей,
Что приветствуют соседей вотще,
В околоток отвезу попозжей —
И не будет християнства вообще.
А когда вернусь обратно в депо,
Керосин залью по самую мочь!
Кляча ржавая – дрезина – пропо —
Просипит мне песню Тёмную Ночь.
И тогда я всех прощу, всем врагам,
Пассажирам, что во чреве моём,
Каждой твари по заслугам воздам —
чтоб ночами под парами вдвоем.
* * *
Думал весело по рельсам стуча,
Товарняк, везущий известь и ртуть,
Вот недельку отпляшу ча-ча-ча —
На запасный двину к пенсии путь.
А на том на запасном как в par:
Не цемент с углем – детишек возить!
Вот мазута только в баки залы
И пойду туда как пони служить.
Было холодно, был жуткий мороз,
А у стрелочника приступ – мотор
барахлил… а в колее перекос,
Семафоры поменяли колор,
Автоматика сработает ли…
Нет гарантий, что наступит весна…
Так что прежде было две колеи —
Нынче вышло вроде как бы одна.
Память павшим – вечный бой, светлый путь,
Песней песнь церетельевских снов:
Триста туловищ, отлитые в ртуть —
Это круче тех китайских бойцов!
Всё когда-нибудь покроется прахом,
Но у этого пути есть свой шарм.
Как сказал великий йог: одна драхма
Перевесить может множество дхарм.
То есть, жизнь есть конь,
Смерть же – конь в пальто.
…Жалко только, что
Одной меньше понь.
Разговор с товарищем Же
Здравствуй, Же, то бишь, хайль!
Шамбала – это, конечно, приволье.
Но ажиотаж вокруг темы очевидно стихает —
Время выходить из подполья.
Они всё подготовили сами:
Красный Восток – Чёрный Восток,
Пройден путь от Асисяя до Масяни,
На очереди новый Бог.
Раньше Йог почти всё мог;
а они кричат: есё, есё!
Короче, если Же явится и съёжит,
То он сможет
Ну просто всё!
"Хорроу русского конца…"
Хорроу русского конца
Света видел я во сне:
Там была гора свинца,
В ней дыра по всей длине.
Вход в неё, точнее въезд,
Под тоннель офрмлен был —
Дескать, старт, он – точно – здесь,
Финиш – там, где горный тыл.
Паровоза тихий вход
В обозначенный раствор
Провожал тепло народ,
Шёл неспешный разговор.
Были песни по гармонь,
Под гитару, под ситар.
Долго слышалась колдонь,
Из горы струился пар.
Подождали, разошлись,
Подмигнули той норе.
Впрочем, я не видел лиц —
Я был в поезде, в горе.
* * *
Стыки кончились давно.
Суперсовременный рельс.