Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 59
Царь рассматривал шведское посольство как ответ на посольство Сукина и Дмитриева, посетившее Стокгольм осенью 1599 г., и ни словом не упоминал о ратификации Тявзинского мира. Тогда царь предлагал герцогу Карлу союз против Речи Посполитой в обмен на территориальные уступки в Эстонии. Герцог дал принципиальное согласие и обещал прислать посольство для дальнейших переговоров. Теперь, когда посольство прибыло, следует выяснить, на какие уступки готово пойти шведское правительство. При этом послам было одновременно сообщено, что за союз с Речью Посполитой против Швеции Сигизмунд обещал царю все земли в Прибалтике, некогда принадлежавшие Ивану IV (чего, как можно видеть из вышеизложенного, в действительности не было). Тем самым шведам давалось понять, что в качестве компенсации за русско-шведский союз Россия желала бы получить Северо-Восточную Эстонию с городами Тарту и Нарвой.
Таким образом, русские дипломаты применяли одинаковую тактику по отношению к обоим своим партнерам.
Однако стоит отметить, что проекты соглашения, предложенные польско-литовским и шведским дипломатам, были построены на основе существенно разных принципов. Если при переговорах с Сапегой речь шла главным образом о признании прав России на территории в Эстонии, не являвшиеся исторически частью Речи Посполитой и в момент переговоров не находившиеся под ее властью (России предстояло самой отвоевать их у шведов), то при переговорах со Швецией речь шла не о землях, занятых в Прибалтике поляками (прежде всего Рига), а о территориях, захваченных в конце Ливонской войны самими шведами, которые, очевидно, шведское правительство должно было передать русским властям.
В отмеченных различиях проявилась разная оценка русскими дипломатами возможностей обеих держав, с которыми они вели переговоры. Союз с Речью Посполитой гарантировал России победу над Швецией, в то время как союз со Швецией вовсе не гарантировал победы над Речью Посполитой. Поэтому, заключая союз со Швецией, русское правительство добивалось не признания своих прав на Полоцк и Ригу, так как было очень неясно, удастся ли эти права в данной ситуации реализовать, а возвращения своих старых владений в Северной Эстонии.
Таким образом, военные успехи шведов не побудили русское правительство к отказу от его традиционных взглядов на соотношение военно-политических возможностей Речи Посполитой и Швеции. В такой ситуации у шведских дипломатов не было никакой возможности добиться осуществления поставленной перед ними цели. И условия шведов, направленные на закрепление того порядка отношений, который русское правительство стремилось разрушить, были для русских политиков явно неприемлемы.
На последующих заседаниях русские дипломаты пытались заставить шведов изменить свои позиции, но те, в соответствии с полученными инструкциями, лишь упорно повторяли свои просьбы о ратификации Тявзинского договора, не давая никакого определенного ответа на русские предложения. В соответствии с данными им инструкциями послы заявляли, что ратификация договора должна предшествовать всем подобным переговорам. После ряда безуспешных заседаний русское правительство должно было констатировать, что русско-шведские переговоры также не оправдали возлагавшихся на них надежд[447].
Литовский канцлер, по его собственному признанию, сколько-нибудь надежными сведениями о русско-шведских переговорах не располагал («что там происходило, я достаточно узнать не мог»). По его мнению, шведский правитель призывал Бориса Годунова вступить в войну с Речью Посполитой, указывая, что время и обстановка этому благоприятствуют. Одновременно, чтобы получить денег на войну, герцог Карл собирался заложить русским замки, захваченные им в «Инфлянтах», и добивался пропуска своих войск в Прибалтику через русскую территорию[448].
Располагая этой не соответствующей действительности информацией, Лев Сапега, разумеется, должен был сильно опасаться того, что русское правительство может договориться со шведами и, воспользовавшись финансовыми затруднениями регента, купить у него ливонские замки, что привело бы к войне между Россией и Речью Посполитой. Однако боязнь русско-шведского союза не заставила и его пойти на уступки.