Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 61

. Так как было ясно, что царского титула поляки и литовцы в данной ситуации не признают, то это обстоятельство всегда можно было использовать для срыва переговоров.

Таким образом, решение вопроса о будущей внешнеполитической ориентации России зависело от исхода русско-шведских переговоров.

Переговоры возобновились 18 марта, и снова их главным содержанием стал вопрос об Эстонии. Шведские послы заявили, что они не уполномочены на какие-либо уступки в Прибалтике, и одновременно попытались увлечь ведшего с ними переговоры Афанасия Власьева перспективой русско-шведского союза против Речи Посполитой, заявляя, что в союзе с герцогом царь может, завоевать всю Литву. Это заявление, однако, не произвело особого впечатления на русских, а так как послы ссылались на невозможность нарушить инструкции, то Власьев предложил им послать к герцогу гонца за дополнительными указаниями, учитывая сложившуюся ситуацию. 20 марта шведы предприняли последнюю попытку снять с повестки дня вопрос об Эстонии: они заявили, что по вопросу об Эстонии какие-либо уступки в будущем невозможны, и потребовали «отпуска». Когда и это требование на русских дипломатов не подействовало и 24 марта послы были приглашены на прощальный прием, они сдали свои позиции и направили гонца к герцогу с информацией о положении дел[456]. В русско-шведских переговорах, таким образом, наступил перерыв, так как последующие заседания были посвящены почти целиком разбору различного рода «обидных» дел.

В конце апреля герцог Карл направил из Таллина, где он находился, новые инструкции послам и особое послание царю. При рассмотрении этих документов следует иметь в виду, что благополучное для Польши окончание войны с Валахией не привело сразу к соответствующим изменениям на прибалтийском театре военных действий. Дворяне, воевавшие в Молдавии, разъехались по домам. Лишь в марте 1601 г. был объявлен созыв посполитого рушения «до Инфлянт»[457]. Зимой — весной 1601 г. наступление шведских войск продолжалось. В январе был взят Тарту, в феврале — Валмиера, затем — Цесис. Наконец, в марте шведские войска вышли к Западной Двине и, взяв штурмом в начале апреля Кокнезе, перерезали водный путь, связывавший Ригу с ее главным рынком сбыта — белорусскими землями Великого княжества Литовского. Тем самым закладывались предпосылки для будущего подчинения и этого города, что представлялось вполне вероятным, так как Швеция обладала хорошим военным флотом. Вся остальная территория Прибалтики, не считая полусамостоятельной Курляндии и нескольких замков, к весне 1601 г. оказалась под властью шведов. Собравшиеся на сейм в Алуксне представители ливонского дворянства принесли герцогу Карлу присягу[458].

В этот момент, когда установление шведского господства в Прибалтике было близко к своему осуществлению, герцог Карл, естественно, не видел оснований идти на ослабление своих позиций в этом районе. Ратификация Тявзинского мира выдвигалась им по-прежнему как обязательное условие русско-шведского союза. Различной аргументации этого тезиса посвящена основная часть его новой инструкции. В качестве известной уступки русским требованиям можно рассматривать лишь то, что герцог велел послам сообщить русскому правительству о его согласии передать русским Нарву на условиях, сформулированных во время стокгольмских переговоров. В инструкции также указывалось, что в ходе переговоров, при ратификации мирного договора, можно отказаться от требования распространить его условия на новые земли, завоеванные герцогом в Ливонии. Одновременно в своем послании к царю герцог особо останавливался на том, что, сохранив нейтралитет в польско-шведской войне, тот утратил возможность сделать какие-либо приобретения в польской Прибалтике, которая теперь перешла под власть шведов. Вместе с тем он сообщал, что намеревается в дальнейшем напасть на Вильно, как бы намекая тем самым царю на возможность совместных русско-шведских действий в этом районе[459].

Таким образом, как правильно отметил Альмквист, в обоих документах не содержалось по существу почти ничего нового. Герцог Карл, хотя и имел сведения о заключении перемирия между Россией и Речью Посполитой, очевидно, не придал им значения и по-прежнему полагал, что обнаружившаяся (как он думал) военная слабость Речи Посполитой побудит Россию ради возможных приобретений в Литве и Белоруссии пойти на союз со Швецией и признание шведского преобладания на Балтике.