Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 7

Следует подчеркнуть, что главным для русского правительства был в это время именно тесный политический союз с Речью Посполитой, а не уния, так как послы получили полномочия заключить с ней договор «как…быти вперед меж собою в любви и в докончанье, и в соединенье ввек нерушимо и против всех недругов стояти заодин» даже и в том случае, если бы по каким-то причинам на польский трон будет избран не царь, а какой-нибудь другой кандидат[22].

Магнатерия и шляхта Речи Посполитой, которым предстояло определить свое отношение и к кандидатуре царя, и к русскому проекту, раскололись на элекционном сейме на ряд соперничавших между собой политических группировок, существенно расходившихся между собой во взглядах на способы решения стоявших перед Речью Посполитой международных проблем.

Наиболее многочисленную группировку образовывали сторонники кандидатуры царя[23]. К этому лагерю принадлежали вся приехавшая на элекцию литовская шляхта, часть магнатов Великого княжества[24] и большое число шляхтичей из различных земель Короны[25], Избранием царя на престол Речи Посполитой объединившиеся в этом лагере группировки магнатов и шляхты рассчитывали обеспечить господство своей державы в восточноевропейском регионе. Главное положение их программы заключалось в том, чтобы в случае избрания царя Россия и Речь Посполитая были объединены так, «как случена Корона Польская с Великим Княжеством Литовским», чтобы «уже навек панству от панства не отрыватися»[26]. Таким образом, отношения между государствами должны были строиться на принципе не личной (как предполагало в своих условиях русское правительство), а так называемой реальной унии, по образцу польско-литовских соглашений 1569 г.

Принимая во внимание эту аналогию и сопоставляя данное общее положение с высказываниями отдельных ораторов на элекционном сейме, можно составить более конкретное представление о том, что означало такое общее принципиальное требование. Речь шла о передаче царем Федором своих наследственных прав на русский трон Речи Посполитой[27], а также, по-видимому, о создании высшего органа законодательной власти в виде «сейма», компетенция которого распространялась бы на всю территорию будущего объединения. Россия стала бы в этом случае частью политического организма, в рамках которого она, несомненно, должна была бы занять подчиненное положение, так как в будущем «сенате» и «посольской избе» представители русского дворянства оказались бы в таком же меньшинстве, как после Люблинской унии представители Великого княжества в составе сейма Речи Посполитой.

Наконец, существенной частью проектов унии, выдвигавшихся этим лагерем, было требование открыть русские границы для польско-литовской феодальной колонизации[28] — мера, которая укрепляла материальное положение различных слоев господствующего класса Речи Посполитой и одновременно должна была служить дополнительной гарантией руководящей роли польско-литовских феодалов в будущем объединении.

Так, путем формального признания верховной власти царя польско-литовские феодалы рассчитывали добиться своего политического господства в Восточной Европе. Подобный путь к гегемонии в Восточной Европе особенно импонировал собравшимся в «московском лагере» силам, потому что он, казалось, открывал возможность достичь конечной цели, не вступая в военный конфликт с Россией. В ином случае борьба за гегемонию вела к войне между Речью Посполитой и Россией, а такой перспективы главная сила «московского лагеря» на элекции — феодалы Великого княжества — и в эти годы, и позднее стремились избегать, опасаясь, что такая война, не приведя к окончательному результату, принесет лишь огромное разорение их владениям.

Иной политической ориентации придерживались те круги польских феодалов, которые группировались вокруг коронного канцлера Яна Замойского. Эта группировка господствующего класса Речи Посполитой состояла главным образом из представителей коронной шляхты, чьи взгляды складывались под влиянием военных успехов Батория на последнем этапе Ливонской войны. Из сложившейся в начале 80-х годов чрезвычайной, не отражавшей общее соотношение сил ситуации они сделали вывод о военно-политической слабости Русского государства и о перспективности военного наступления на Восток. Данная группировка ориентировалась на завоевание господства в Восточной Европе путем прямого применения вооруженной силы и поэтому поддержала кандидатуру шведского наследного принца Сигизмунда Вазы. Эта кандидатура, выдвинутая первоначально не шведским правительством, а определенными кругами польско-литовского общества