Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 71

. Просьба была отклонена, и это, конечно, должно было способствовать усилению прорусской ориентации среди горожан.

В марте 1600 г. в Москву приехал представитель нарвских горожан «податник» Арман Скров. Арман сообщил, что «все немцы ругодивские меж себя укрепили по своей вере, евангелье целовали на том, что… хотят быти под твоею царскою высокою рукою». В заговоре вместе с ним участвовали бургомистр Нарвы «Ондрей Сомор» и ряд других ратманов и «палатников». «А у них у лутчих людей в Ругодиве, — заверял Арман, — то тайно о том уложено крепко»[539]. Переговоры, по-видимому, продолжались и в дальнейшем. В описи архива Посольского приказа 1614 г. упоминается и «Грамота от царя Бориса к ругодивским к бурмистром и к ратманам, писано в 7108 году»[540], представлявшая собой, вероятно, подобно царской грамоте в Ригу, проект условий перехода Нарвы под русскую власть.

Весной 1603 г. переговоры, по-видимому, снова активизировались. Шведские агенты сообщали, что в город гайно доставлена царская грамота горожанам и гарнизону Нарвы, в которой им предлагалось перейти под власть России[541]. В мае 1603 г. шведскими властями был раскрыт заговор нарвских горожан, которые хотели впустить в город русские войска. Во главе заговора стоял один из начальников шведского гарнизона, Конрад Буссов, и русский агент Ганс Англер. Захваченные заговорщики были отосланы в Швецию, и, поскольку во время следствия выяснилось, что они рассчитывали на помощь датского короля, всем датчанам было запрещено проживать в городе[542].

Таким образом, на протяжении 1601–1603 гг. русская внешняя политика была направлена на формирование антишведской коалиции на Балтике. С помощью флота своих союзников русское правительство рассчитывало добыть у шведов порт на побережье Финского залива.

Этот русский внешнеполитический курс, ослаблявший международные позиции герцога Карла и заставлявший его разбрасывать свои силы, объективно соответствовал внешнеполитическим интересам Речи Посполитой, которая никак не могла закончить затянувшуюся войну со Швецией. Тем самым открывалась новая возможность для русско-польского сближения.

Ближайшие годы России и Речи Посполитой вместо сближения принесли острый конфликт, начало которому положило вмешательство польско-литовских феодалов в русские внутренние дела. Между таким поворотом в русско-польских отношениях и развитием международных отношений в балтийском регионе имелась, однако, определенная связь. Для того, чтобы ее раскрыть, нужно ознакомиться со взглядами разных политических группировок польского общества на перспективы балтийской политики Речи Посполитой.

В начале XVII в. международное положение Речи Посполитой значительно улучшилось. После разгрома Михая Храброго не было никакой серьезной угрозы польским позициям на юге. На севере «инфлянская война» также к концу 1601 г. приняла благоприятный для Речи Посполитой оборот: ее армия полностью очистила от шведов территорию польской Прибалтики и вступила на земли шведской Эстонии, разгромив войска герцога Карла. Теперь, когда Речь Посполитая успешно защитила свою северную границу, встал вопрос о дальнейших целях войны со Швецией и быстро выяснилось, что у государственных деятелей нет в этом отношении единства мнений.

Поводом для дискуссии явилась дипломатическая деятельность Яна Замойского в Ливонии. Еще до окончания своей успешной военной кампании коронный канцлер после взятия Валмиеры в январе 1602 г. через попавших к нему в плен шведских военачальников дал понять шведскому правительству, что он не прочь начать переговоры о перемирии, а затем и о мире между государствами[543].

Когда герцог Карл официально попросил об открытии переговоров, Замойский ответил согласием на просьбу шведов. Высланные им на переговоры представители предложили в качестве возможных условий мира следующее: Речь Посполитая в обмен за уступку шведской Эстонии с Таллином признает герцога Карла правителем Швеции де-факто