Русско-турецкая война 1877-1878 гг. - страница 9

.

Русское правительство заявило о своей поддержке восставших славян, так как речь шла о традиционном влиянии России в странах Балканского полуострова. Но позиция правительства была двойственной, ибо оно испытывало страх перед активностью трудящихся масс, вызванной событиями на Балканах, и стремилось ее приглушить. В сентябре 1876 г. Д. А. Милютин отмечал в дневнике: «Ясно, что во всем этом деле движения волонтеров в Сербию сам государь действовал двойственно»[52]. Народное движение в поддержку славян оказывало большое влияние на принятие царизмом решений в восточном вопросе. В придворных кругах господствовало убеждение, что двойственное отношение царя к событиям на Балканах и в стране может привести лишь к усилению революционных настроений. В октябре 1876 г. наследник престола Александр Александрович — в будущем Александр III — писал своему наставнику К. П. Победоносцеву, что если правительство не возьмет в свои руки движение помощи южным славянам, «то бог знает, что из этого выйдет и чем оно может кончиться»[53].

При дворе образовалась своего рода «партия действия» во главе с Александром Александровичем. К ней принадлежали К. П. Победоносцев, великий князь Константин Николаевич и императрица Мария Александровна. Они настаивали на войне с Турцией во имя освобождения братьев славян, считая, что это приведет к «единению царя с народом» и укрепит царизм в борьбе с растущим революционным движением.

За войну особенно ратовали панслависты. Осуждая колебания правительства, они требовали проведения более жесткого курса в отношении Османской империи, выступали с далеко идущими захватническими планами на Балканах. Лидер славянофилов И. С. Аксаков в речи в июне 1876 г. в Москве заявил: «Братья наши в Турции должны быть освобождены; сама Турция должна прекратить существование. Россия имеет право занять Константинополь, так как свобода проливов для нее — вопрос жизненной важности»[54].

Но в правящих кругах сознавали, что для осуществления панславистских планов у России нет ни сил, ни союзников. В 70-х годах XIX в. в силу слабости и международной изоляции царизм не помышлял о захвате проливов и Константинополя. Он стремился лишь вернуть утерянное в результате поражения в Крымской войне, укрепить свое влияние на Балканах. И правительство Александра II открыто заявило, что у него нет никаких захватнических планов на Балканском полуострове.

Русский посол в Турции Н. П. Игнатьев считал, что восточная политика России должна быть направлена на полную отмену Парижского договора, обеспечение для русских судов свободного выхода в Средиземное море, русский контроль над Константинополем и проливами путем образования на Балканах самостоятельных государств, связанных с Россией политическим и торговым договорами. Поскольку прямой захват Константинополя и проливов повлек бы за собой большие жертвы, Игнатьев считал целесообразным временно «отказаться от мысли открытого господства на Босфоре»[55]. В одном из писем к русскому послу в Лондоне П. А. Шувалову канцлер А. М. Горчаков сообщал, что у русского правительства для захвата Суэца и Египта нет «ни интереса, ни желания, ни средств», а Константинополь и проливы «в данный момент… также недоступны нам»[56].

Интересы России в ближневосточном вопросе сталкивались с интересами других великих держав. Против укрепления царизма на Балканах решительно выступила Англия, видя в этом угрозу своей колониальной политике. Английское правительство стремилось любой ценой не допустить Россию к Константинополю и проливам, воспрепятствовать свободному выходу России в Средиземное море. Оно выступало непримиримым врагом свободы и независимости балканских славян, всеми способами пыталось помешать их политическому освобождению. ярым проводником этой реакционной политики был английский посол в Константинополе Генри Эллиот. В депеше министру иностранных дел Дерби он так объяснял свою деятельность: «На обвинение, что я слепой сторонник турок, только отвечу, что никогда не руководствовался сентиментальной любовью к ним, а только твердым намерением всеми силами поддерживать интересы Великобритании»