Рябиновая ветка - страница 7
— Теперь опыты проводить некогда. Раньше надо было подумать. Отложим до будущего года.
— Жалко год терять.
Татаринцев прислушивался к этому разговору. Он подумал, что Юрасов поступает неправильно — сев в разгаре и еще есть время, чтобы посеять новую пшеницу. Да и ничего не случится, если они эти пять гектаров засеют попозже. Он хотел вмешаться в разговор, но передумал.
Доктор вышел на крыльцо и долго стоял, любуясь быстрой рекой.
«Им не нужны мои советы, — думал доктор. — Быстро идут вперед. Разве можно было пять лет назад подумать, что Юрасов будет руководить таким большим хозяйством, что все они так быстро научатся хозяйничать? Было время, сев продолжался больше месяца, а теперь — хватает и пяти дней. А ведь засевают в три раза больше. И мне ли давать советы? Юрасову лучше видно, что сейчас важнее: посеять новую пшеницу или в срок кончить сев».
Но смутное чувство недовольства собой беспокоило доктора. Ему казалось, что Юрасов иногда проявляет излишнюю самоуверенность в колхозных делах и, занятый собственными мыслями о хозяйстве, не замечает интересных предложений колхозников и, как сегодня, отбрасывает их. А он из какой-то ложной деликатности не позволяет себе вмешаться, поправить Юрасова.
Дверь избы отворилась, и бригадир сказал:
— Пожалуйте кушать, доктор.
Юрасов уже сидел за столом. Посредине стола стояли две большие алюминиевые чашки, полные до краев пшенной кашей.
— Это слону на завтрак, — пошутил доктор.
— Кушайте. Больше ничего нет. К обеду нашему вы опоздали.
Юрасов быстро съел кашу, выпил стакан чаю и поднялся.
— Подите сюда, Юрасов, — позвал доктор. — Вы зачем меня по станам повезли? Показать, что почти ничего не сделали? Зачем же я тратил два дня на план оборудования станов, проводил курсы поварих? Ведь у вас везде пшеном кормят, поварих вы на другие работы послали. Обеденной посуды на станах не хватает, умывальников нет, грязно.
Юрасов, смущенно покраснев, слушал доктора.
— Не углядишь за всем, Юрий Николаевич.
— Сказки вы рассказывать мастер, о больших делах мечтаете, а денег на умывальники жалеете. Смотрите, если эпидемии будут, по-другому с вами заговорю.
Юрасов чувствовал себя неловко. Подошел Окунев и что-то сказал ему.
— Вы отдохните, Юрий Николаевич, — сказал Юрасов, — а я схожу с бригадиром, посмотрю, что у него делается. Кажется, дела идут плоховато.
— Дождь еще сильный.
— Разве его переждешь…
Юрасов ушел с бригадиром. Вернулись они часа через два.
— Так вот и действуй… — говорил Юрасов, входя в избу. — Людей я тебе завтра пришлю. Смотри лучше за работой тракторов. Ручного сева не допускай. На этом урожай потеряешь.
Он повернулся к доктору.
— Можно и домой ехать.
Тот же лодочник перевез их на другой берег. Начало темнеть. Моросил мелкий холодный дождь. На дорогу им дали брезентовые плащи с высокими капюшонами. Лошадь медленно шагала по скользкой дороге, полной мутной воды.
От мерного покачивания брички доктор начал было дремать, как вдруг очнулся от голоса Юрасова.
— Спросить вас хочу, Юрий Николаевич. Только никому о нашем разговоре не рассказывайте. Хорошо?
— Кому же я могу рассказать?
— Скажите: может ли городская образованная девушка полюбить простого колхозника?
— Ну, любовь с образовательным цензом не считается, — ответил с улыбкой доктор.
— Значит, может?
— На такой вопрос сразу ответить невозможно. Это, изволите видеть, зависит от многих очень существенных обстоятельств.
Юрасов тяжело вздохнул.
— Ну, говорите прямо, что случилось? — предложил доктор, сбрасывая капюшон, чтобы видеть лицо Юрасова.
— Ладно, — с решимостью сказал Юрасов. — Только вы свое обещание помните.
— Говори, говори.
— Ну, не сейчас вот, а когда-нибудь может меня Ольга Михайловна полюбить?
— А, вот кто городская девушка и рядовой колхозник! — произнес нараспев Татаринцев, еще не зная, что ответить.
В первую минуту ему стало больно от этого внезапного признания Юрасова. Ведь и он не раз задавал себе подобный вопрос: может ли его когда-нибудь полюбить Песковская и может ли быть у них счастливый брак?
— Я вам на это ответить не смогу, — медленно сказал он. — Вы Ольгу Михайловну спросите.