Рыцарь Хаген - страница 2

Остальные всадники тоже спешились. Войско Хагена состояло из представителей самых разных народов: белокурые великаны с севера, маленькие, жилистые темноглазые южане, даже гунны — желтокожие, с чуть раскосыми глазами. Ни один рыцарь не походил на другого: если бы кто-то захотел воочию созерцать все разнообразие народностей мира, отряд послужил бы ему великолепным примером. И все же что-то объединяло их всех. Казалось, эти воины были братьями — но не кровные узы сплотили их, а сообща пережитые тяготы и страдания.

«Да, — подумал Хаген, — последние две недели принесли много невзгод». Он грузно опустился на влажный, холодный песок. Давно ли он в последний раз так же сидел на этом берегу, глядя на воду? Два месяца назад? Ему они показались куда длиннее — скорее два года или нет, два человеческих века, два столетия. Тогда тоже небо было серым, сплошь затянутым тучами, а на полях лежал снег: была еще зима. Было куда холоднее, чем теперь. Но сейчас он мерз сильнее.

Хаген попытался отогнать прочь мрачные мысли. Но тьма окутывала его душу до самой глубины, как болезнь, от которой невозможно было излечиться. Неужели два месяца могли так перевернуть его жизнь, что теперь, возвращаясь домой, он не испытывал радости, будто дом стал чужим?

Нет, мир не изменился. Он сам стал другим.

Дело было не в том, что тени казались ему мрачнее, и не в том, что земля стала беднее, а холод болезненно впивался в самое сердце. Что-то изменилось в нем самом, в его душе.

Негромкий скрип песка под чьими-то шагами прервал его мысли. Рука невольно потянулась к перевязи.

— Не помешаю, господин? — Это был Гримвард. От взгляда лангобарда, разумеется, не ускользнуло инстинктивное движение Хагена. Иные расценили бы его как привычку воина быть все время начеку, но в действительности это говорило о крайней степени его усталости. Гримвард промолчал, сделав вид, что ничего не заметил.

Хаген откинулся назад, облокотившись на локоть.

— Нет, присаживайся. Только забудь слово «господин». По крайней мере когда мы одни.

Гримвард опустился рядом, зачерпнул рукой горсточку песка:

— Трудно будет к этому привыкнуть.

Хаген недовольно хмыкнул:

— Мы же не в Вормсе! Целых два месяца ты называл меня просто по имени, и я не вижу причин это менять только потому, что теперь мы почти дома, — Он помолчал, глядя на свинцово-серые волны, — Дома…

— В твоем голосе сквозит горечь, господин… Хаген, — быстро поправился Гримвард, — Ты не рад возвращению в надежную крепость?

Хаген глубоко вздохнул. Тень пробежала по его лицу. Как и Гримвард, он задумчиво погрузил руку в песок.

— В надежную крепость… — пробормотал он. — Неплохо сказано, Гримвард, — но чего стоит такая надежность, если она заканчивается за ее стенами?

Лангобард промолчал. Десять дней они двигались вдоль берега реки, избегая городов и деревень. Такова была воля Хагена, и воины его считали, что предводитель отдал этот приказ из-за внешнего вида войска. Полные сил и надежд, отправлялись они в поход два месяца назад — блистая оружием, с решимостью на лицах. Теперь же они были лишь кучкой изможденных, усталых людей — жалкая пародия на отряд, некогда покидавший Вормс. Они возвращались домой с победой, но выглядели проигравшими.

И рыцари думали, что Хаген из Тронье не хочет показывать людям, в каком жалком состоянии пребывает его войско.

Но Хаген поступал так не только поэтому. Истинная причина была иной, куда более простой. Его душа была исполнена горечи, и все пережитое за шестьдесят дней похода вдоль границ империи лишь усиливало ее. Неизвестно когда и где нанесенная Хагену рана открывалась все шире. Разумеется, он был героем, вождем, в которого верил народ. А он одновременно восхищался своим народом и страшился его, страдая под бременем славы, о чем догадывались лишь немногие друзья. Но, быть может, на самом деле он страшился самого себя?

— Вормс не так уж надежен, — внезапно проговорил Хаген. К удивлению Гримварда, в его голосе не прозвучало ни горечи, ни гнева. Он просто утверждал очевидное. — Как ты можешь говорить о безопасности, когда страну разоряют банды разбойников, а у границ пахнет войной так, что тяжело дышать?