Рыцарь Курятника - страница 17

— Замечательно! — восхитилась Камарго. — А что сказал граф?

— Ничего, но, вероятно, он принял к сведению это предупреждение.

— Не скрываю, я не люблю графа де Шароле, — продолжал Бриссак.

— И я, — сказал Ришелье.

— И я, — прибавила Сале.

— Однако он был очень в вас влюблен, — сказал маркиз де Креки, — он повсюду вас преследовал.

— Я ужасно его боялась! — сказала Сале с дрожью.

— Графа де Шароле и любить-то страшно, — прибавил аббат де Берни.

— Доказательством может служить пример мадам де Сен-Сюльпис, — сказала Кино.

— О, это ужасно! — воскликнула Сале.

— И это правда? — спросила Госсен.

— Да, — отвечал де Берни, — я сам видел, как умерла несчастная женщина. Я принял ее последний вздох, и хотя я тогда был еще молод, эта сцена запечатлелась в моей памяти. В ушах у меня до сих пор стоят крики и проклятия этой жертвы!

— Граф де Шароле убил ее?

— Для собственного удовольствия.

— Как это?

— Это было за ужином, во времена регентства. На мадам де Сен-Сюльпис было платье из индийской кисеи. Граф де Шароле взял подсвечник и поджег платье. Он получал удовольствие, видя, как горит женщина.

— О! — закричали Камарго, Сале, Софи, Госсен и Дюмениль.

— Это истинная правда! — сказала Кино.

— И она сгорела? — спросили все.

— Совершенно, — сказал Бриссак.

— О! — закричали опять дамы с ужасом.

— Меня позвали к ней в ту минуту, когда она умирала, — сказал аббат.

— И такие ужасы совершает принц крови! — возмутилась Дюмениль.

— Потомок великого Конде! — прибавила Кино. — Брат герцога Бурбона!

— В ту самую ночь, когда граф совершил этот жестокий поступок, — сказал Ришелье, — его нашли связанным и погруженным до подбородка в яму, наполненную жидкой грязью. Рядом находилась его карета, опрокинутая на бок, без лошадей, а кучер и два лакея лежали связанные, с кляпом во рту.

— А кого граф обвинял? — поинтересовалась Кино.

— Никого. Он не знал, кто поставил его в такое унизительное положение.

— Он дешево отделался — только принял после этого ванну, — сказал аббат де Берни.

— Из крови? — спросила Кино.

— Как из крови? — не поняла Дюмениль.

— Конечно. Это обычно для графа.

— Он принимает ванны из крови?

— Как, вы этого не знаете? Но весь Париж только об этом и говорит.

— Граф де Шароле принимает ванны из человеческой крови?!

— Чтобы поправить свое здоровье! Да, моя милая, ванны из бычьей крови, говорят, хуже, — заметил Таванн.

— И, может быть, не напрасно, — прибавил Ришелье.

— Что же говорят? — спросила Дюмениль.

Креки осмотрелся вокруг, не подслушивает ли какой-нибудь нескромный лакей, потом, понизив голос, сказал:

— Говорят, что эти ванны из крови, которые надо принимать только в последнюю пятницу каждого месяца, состоят из трех четвертей бычьей и одной четверти человеческой крови.

У всех присутствующих это вызвало ужас.

— Говорят, — продолжал маркиз, — что эта человеческая кровь должна быть кровью ребенка, тайно приготовленной заранее.

— Какой ужас! — воскликнула Сале.

— И граф совершает подобную гнусность для поправки своего здоровья! — возмутилась Дюмениль.

— В надежде помолодеть, — сказал герцог Ришелье.

— Если бы король знал это!

— Он не знает — никто не смеет ему сказать.

— О, не будем говорить об этом! — сказала Госсен с выражением глубокого отвращения.

— Да, не будем говорить об этом. Но скажите же мне, мсье де Таванн, почему ваш друг, Рыцарь Курятника, — враг графа де Шароле?

— Почему — не знаю, — отвечал виконт. — Но это легко доказать. Каждый раз в этот последний год, когда граф позволял себе предаться своим свирепым фантазиям, — таким, например, как стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, мучить женщин, которых он любил, — на дверях его особняка прибивалась ночью афиша с простыми словами «Шароле подлец» и подписью: «Рыцарь Курятника». Вы догадываетесь, что афиша недолго оставалась на двери. Граф никак не мог застать врасплох виновного, и хоть отдал распоряжение, но…

Жалобный крик, вдруг раздавшийся на улице, остановил рассказ виконта.

— Как будто зовут на помощь! — сказал маркиз де Креки, вставая.

— Да, это стоны, — сказала Камарго.

Она поспешно встала, все гости последовали ее примеру. Князь де Ликсен уже отворил окно.