Рыцарь московской принцессы - страница 9

– Одна есть, Александр Сергеевич, – протянул он старику продолговатую пластину.

Слезы у Александра Сергеевича моментально высохли.

– Сейчас за деньгами сбегаю, вы только дождитесь, я вас умоляю.

Этого еще не хватало! Если он будет носиться туда-сюда-обратно, он и впрямь соберет возле них всю психушку. И прежде, чем старичок успел сделать хоть шаг, Егор бешеной скороговоркой выпалил:

– Сегодня бесплатно. В честь этого… – он на мгновение запнулся, но тут же продолжил: – Праздник у нас, понимаете? Юбилей фирмы. Год со дня основания! Только, пожалуйста, никому ни слова. Подарок эксклюзивно для вас.

Старичок выхватил у него жвачку, развернул, запихнул в рот и вприпрыжку унесся в густые кусты.

– Ну, ты, Граф, скоро сам звездных сестер сочинишь, – обалдело взирал на друга Никифор. – Засыпал ты этому кексу мозги пудрой по самую крышу. Только вот жвачку не надо было давать. Он на ней свинтился. Глотает ее, а потом живот болит.

– Из-за этого здесь и лечится? – спросил Егор.

– Нет, из-за того, что он Пушкин.

– В смысле фамилии? – не понял Егор.

– Нет, в смысле, что ему кажется, будто он Пушкин. Вообще-то он тихий. И в остальном совершенно нормальный. У него только зимой обострения начинаются, перед годовщиной дуэли на Черной речке. А ко дню рождения Пушкина, ну, к шестому июня, заканчиваются, и его домой отпускают. Правда, на следующий год все по новой. А вот и Немо.

Егор дернулся, собираясь подняться на ноги.

– Не торопись, – сказал Коржик. – Подойдет поближе, тогда и окликнем. Чего светиться раньше времени. Лучше пока ручку и книжку приготовь.

Но Егор уже ничего не слушал. Он во все глаза смотрел на приближающуюся фигуру.

Крупный дядька, закутанный в какой-то тулуп и до подбородка замотанный шарфом, неспешно шествовал по дорожке. Он или не он? Доктор вроде был толще. Этот же, несмотря на бесформенное одеяние, казался гораздо стройнее. Лица не разглядеть. Мешал шарф и козырек бейсболки.

Он брел, опустив голову, будто глубоко задумался. Сердце у мальчика беспокойно колотилось. «Нет, все-таки, пожалуй, похож», – пронеслось в голове. Егора охватило еще большее смятение. Не слишком ли он убедил себя перед походом сюда, что Немо никак не может оказаться Доктором? А если худшие подозрения все-таки сбудутся? Надо было прикинуть заранее хоть простенький план действий. Подойти? Или, наоборот, бежать? Ни в том ни в другом нет смысла. А в чем есть – неясно. Мысли прыгали, путались. В голове у Егора воцарился совершеннейший хаос.

Зато Никифора никакие сомнения не одолевали. Сочтя, что писатель уже подошел к ним достаточно близко, он схватил друга за руку и скомандовал:

– В атаку.

Егор еще не успел сориентироваться, как очутился подле человека в тулупе, который в этот момент как раз опускался на скамейку. Егор упирался, стараясь выиграть время и собраться с мыслями, однако Никифор цепко держал его за рукав.

– Что, сдрейфил в последний момент? – сердито прошипел он. – Поздно. Шевели ногами!

Действительно поздно. Дядька уже поднял голову и с недоумением взирал на них. Лицо под бейсболкой сильно походило на лицо Доктора, только с тех пор, как мальчик видел его последний раз, оно словно сдулось. Пухлые щеки исчезли, кожа обтягивала заострившиеся скулы, а главное – никакого узнавания в глазах. Человек изучал обоих мальчишек хоть с некоторым любопытством, но абсолютно спокойно.

У Егора опять забрезжила надежда: может, все же не он?

– Здравствуйте! – тем временем начал Коржиков. – Мы вот к вам пришли! Оба – поклонники вашего таланта. Я – сын Марины Николаевны. Вы мне книжку подписали! Помните?

Немо растерянно похлопал глазами и покачал головой.

– Ну как же, – разочарованно вытянулось лицо у Никифора. – Эх, надо было книжку с собой взять и вам предъявить.

– Есть у меня книжка, – вмешался Егор.

При звуке его голоса Немо вздрогнул.

– Зачем мне твоя-то книжка? Она же без подписи, – пожал плечами Никифор. – Хотя нет. Вообще-то давай. Пусть он тебе подпишет. Вы ведь подпишете? – проорал он Немо в самое ухо, словно тот страдал не только потерей памяти, но и глухотой.

Немо отшатнулся. Однако на Коржикова это не произвело ровно никакого впечатления, и он заорал с удвоенной силой: