Рыцари пятого океана - страница 2

Через минуту мы увидели над толпой папаху командующего Военно — Воздушными Силами Якова Владимировича Смушкевича. Ему вежливо уступали дорогу. Шел он неторопливо, вразвалочку, приветливо кивая головой знакомым. Накануне командующий беседовал с нами, и теперь мы были рады, что он приехал нас проводить.

До отхода поезда оставалось несколько минут.

— Ну что ж, друзья, — широко улыбаясь, сказал Смушкевич. — Все, что следовало сказать, сказано. Счастливого пути. Возвращайтесь с победой.

Командующий крепко, по — мужски обнял каждого из нас и расцеловал. Я заметил, как тяжело ему расставаться с нами, особенно с Рычаговым. Глаза его повлажнели. Видно, сердце боевого авиационного командира рвалось туда же, где через некоторое время предстояло быть нам. Поборов минутную слабость, Смушкевич снова дружески улыбнулся и помахал рукой.

Из тамбура мы долго еще смотрели на командующего. Его могучая фигура в черном кожаном реглане даже на большом расстоянии выделялась среди других провожающих.

Ритмично застучали на стыках рельсов колеса вагонов, за окном поплыли милые сердцу подмосковные пейзажи. Поезд, сигналя на полустанках, набирал скорость. Зимний день короток. Не заметили, как наступили сумерки.

За прошедший в хлопотах день каждый из нас порядком устал, но спать не хотелось. Возбуждение от недавнего расставания с друзьями долго не проходило. Волновала и неизвестность: что ждет нас в далекой стране, куда мы держали путь? Ведь не в санаторий ехали, а на войну.

— Ну — с, джентльмены, — шутливо сказал Рычагов, выходя из купе, — приглашаю вас в ресторан. Русский человек на голодный желудок спать не ложится.

Боевой летчик, он привык быстро осваиваться в любой обстановке, всюду чувствовал себя как дома. Всего два месяца назад Рычагов вернулся из Испании, где дрался в небе с фашистами. Заслужил два ордена Ленина. Несмотря на молодость, он уже с избытком понюхал пороху, и мы смотрели на него с благоговением.

Теперь судьба кадрового военного снова бросала его в пекло войны, только на другой конец света. Но Павла Васильевича эго, видимо, ничуть не тревожило. Он был бодр, даже шумлив, неистощим на всякие выдумки.

За стол рядом с Рычаговым сел его товарищ по авиационной школе и службе в строевой части Коля Смирнов. Этот тихий с виду парень вел себя в воздухе настоящим орлом. Не случайно Павел Васильевич настоял, чтобы Колю отпустили вместе с ним. Он любил Смирнова, верил в него.

Рядом со мной за столом сидел Благовещенский, уже известный в стране летчик — испытатель. Самолеты, особенно истребители, он знал в совершенстве, поражал всех удивительным хладнокровием в воздухе, виртуозной техникой пилотирования. Не один раз при испытании новых машин он попадал в такие ситуации, когда гибель казалась неминуемой. Однако быстрая реакция, выдержка, точный расчет, безупречное мастерство всегда выручали его из беды. Правда, боевого опыта у него пока не было, но ведь не сразу же становятся воздушными бойцами.

Наполнив рюмки вином, Рычагов встал и торжественно сказал:

— Друзья! Предлагаю выпить за боевую дружбу!

Его густые брови сошлись над переносьем. Большие серые глаза стали задумчивыми. Глубоко вздохнув, словно не хватало воздуха, летчик тихо добавил:

— Нет ничего сильнее этого чувства.

В купе мы вернулись поздно ночью. Но спать легли не сразу. Рычагов долго рассказывал нам о боях в Испании, о людях, с которыми свела его нелегкая фронтовая судьба.

Потом он тихо, чтобы не разбудить пассажиров, продекламировал слова ставшей популярной песни из кинофильма «Истребители»:

В далекий край товарищ улетает, За ним родпые ветры вслед летят;

Любимый город в синей дымке тает, Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…

Эта песня очень точно выражала наши чувства. Мы мчались в далекий край, а следом за нами неслись ветры Родины. И любимый город Москва совсем недавно растаял в синей дымке. Там остались наши родные. Когда‑то теперь свидимся с ними и встретимся ли вообще?

Пожелав товарищам спокойной ночи, мы с Алексеем Благовещенским вернулись в свое купе. Я разделся, укрылся одеялом, но сон не шел. Мерно постукивали колеса, за окном свистел зимний ветер.