Рымба - страница 24
По дороге Волдырь рассказал Сливе почти все, что знал о Митиной семье. Из-за дома с новыми окнами, куда они подошли, выскочила белая лайка с черным пятном вокруг левого глаза, пролезла под изгородью и подбежала к ним. На морде ее светилась улыбка.
– Знакомься, Белка, это Слива, – сказал ей Волдырь.
Слива слегка наклонился, протянул руку и скрюченными пальцами почесал Белку по боку, ближе к хвосту. Та встала не шевелясь и чуть опустила голову, словно задремала.
– Вот шабо́лда[7]! – громко сказал Митя.
Он вышел на крыльцо в ярком комбинезоне, видно, собирался уехать. Высокого роста, широкоплечий, с небольшим пузцом.
«Сильный мужчина, – про себя отметил Слива, – под насадку стриженный».
– На охоту, вишь, редко беру, так ведь и дом не охраняет, – посетовал Митя. – Хоть бы гавкнула на незнакомого, Белка, едрит твою! Заходи, мужики! – Он толкнул изнутри калитку.
Во дворе пожали руки. Слива с трудом сдержал Митину лапу и его внимательный взгляд.
Митя радостно улыбался:
– Ты, Слава, железный человек, как я гляжу! Ночью без памяти лежал, а сейчас уже на своих ногах.
– Это вам с супругой спасибо и дяде Вове, – смущенно пробормотал Слива.
– Без Манюни не обошлось, – добавил Волдырь.
Митя словно не заметил реплики:
– Стёпка в окно издаля вас заметил, утром он приехал, раньше времени. О, говорит, Николаич утопленника ведет! А Веруня давай его пытать, мол, какой он из себя, страшный небось? Да не, говорит. Прикольный. На льва Бонифация похож. Как это? Ну, рожа бурая, грива сивая и тельняшка, как в мультике. Заходите, чаю-кофею пейте.
– Вот какое дело, Митрий. – Волдырь состряпал озабоченное лицо. – Я ж вчера у Марь Михалны бутылку в долг брал, самогону. На припарки. – Волдырь кивнул на Сливу. – Хотел вернуть поскорее, так мне за ней в село надо ехать, халтуру искать. Работа-то есть, но вот товарищ мой слаб еще, одного не хочется оставлять…
– Понятно, – перебил его Митя. – Там, в сарае, корзина с сетями. Надо перебрать. Сделаешь – возьми у Любани бутылку. Только самогона пока нет, брага еще не вы́ходила.
– А что есть?
– Водка.
– Что за водка? – деловито уточнил Волдырь.
– Обычная водка. Русская, – строго пояснил Митя. – Из этилового спирта и воды. Что, не будешь брать, что ли?
– Буду, буду! – заторопился тот.
– Я сейчас уеду на берег, дела там обтяпаю, вечером вернусь. Бензин для дырчика надо привезти.
При слове «дырчик» Слива быстро глянул на Митю, и Митя это заметил.
– Вы уж, Дмитрий, обо мне на берегу не говорите никому, ладно? – попросил Слива.
– А если ищут тебя?
– Да кто меня может искать? Разве монастырские. Этим можно и сказать, мол, жив, здоров и лодку верну.
– Ладно, коли так. Сети завтра поставим. – Митя обернулся к Волдырю. – У Партизанки ярус снимем, на мысу похожнем. Грязью небось забило после шторма. Холод идет, ряпушка может шевельнуться. И рыба за ней. Ну все, хорош болтать, заходите в дом!
Зашли, сняли в сенях сапоги.
– Люб, кинь мои шерстяные носки, – громко попросил Митя, приоткрыв дверь в избу, – а то ведь гости портянок своих стесняются.
Люба вышла в сени с носками в руках. Была она в старых потертых джинсах и пестрой рубашке навыпуск с закатанными рукавами. Темные волосы собраны в большой хвост на затылке.
– Здравствуй, Люба! – разулыбался Волдырь. – Вот Слава, наш пловец, познакомься.
– Здравствуйте-здравствуйте. – Люба говорила серьезно, улыбаясь только карими глазами. – Проходите, хвастайте. С тобой, дядь Володя, виделись уже. Чайник горячий у меня, в печи стоит.
Интересно, во сколько же лет она родила, думал Слива, надевая носки и смущаясь под Любиным взглядом. В волосах седые нити, а на лице ни морщинки, и кожа чуть смуглая, с виду будто теплая. Высокая она, под стать Мите, стройная, чего греха таить, хоть и не худая. А лицо женщине делают красивые брови и ровные зубы, почему-то вспомнилось Сливе, когда Люба улыбнулась, приглашая в дом.
В доме было тепло от печи и вкусно пахло выпечкой. Да какой-то еще ароматной травой-приправой. На столе, на яркой клеенке, стояло блюдо с калитками и лепешками, чайник-заварник и чашки на блюдцах с синей каймой.
– Садитесь, не стесняйтесь, пробуйте лепешки, – предложила Люба, доставая с печного пода чайник, – с утра пекла. Детям нравятся, а вот мужу калитки подавай. Дядя Володя, налей человеку чаю, видишь, боится нас. Мы тут с Верой прибираемся.