Рыжая Соня и Врата Немедии - страница 17

— Сын Элгона умер, не дожив до совершеннолетия, — напомнил Муонг.

— Да, но Маргиад тут была ни при чем, все, что могла, она для него сделала, — возразила девушка.

— Она дважды предала своего великого мужа — при его жизни и после смерти, — отрезал Муонг, — и не спорь со мной! В конце концов, мне лучше знать.

— Ты разговариваешь, как ребенок, — вздохнула Соня. — Ладно, ладно, в конце концов ты имеешь полное право оставаться при своем мнении.

Ее саму занимало совершенно конкретное дело: найти талисман.

Соня прекрасно знала, как выглядит этот предмет, представитель Ордена, беседовавший с нею в далеком Асгарде, подробно описал его: камея из крупного оникса, изображавшая солнечный диск с лучами, оканчивающимися человеческими ладонями в ритуальном жесте благословения.

Но Элментейт велик; не может же она разобрать все его руины по камешку в поисках этой вещи!

— У Сына Света нет даже гробницы, его могилой стал тот черный провал, куда его, живого, сбросили эти чудовища, а коварная Маргиад пережила его на десять лет, ни в чем не знала нужды и была похоронена с почестями, — не мог успокоиться Муонг, — это ли не доказательство ее измены?!

— Нет, не доказательство, — упрямо возразила Соня. — Я тебе говорю, мы ничего не знаем наверняка. Вот ты же помнишь, кем считал меня, а все оказалось совсем не так, вопреки, казалось бы, очевидному. Нам известно, что Элгон погиб, а Маргиад выжила, это так. Но иногда доблесть состоит именно в том, чтобы суметь сохранить свою жизнь, а не лишиться ее; обычно же считается — раз погиб, значит, герой. Я не могу с этим согласиться. Послушай, а зачем ты спускался в. ту яму?

— Я хотел найти останки Элгона и предать их земле, — сказал Муонг. — Я тогда не знал о выходе к морю… и приливах.

— Через семь сотен лет — ну какие могут быть останки? И не один Сын Света окончил там свои дни, ты не сумел бы отличить одни кости от других, даже если бы они там сохранились, — заметила девушка.

— Я не особенно раздумывал над этим, когда спускался в провал.

Мне казалось, что так я хотя бы воздам Сыну Света последние почести, ведь он их достоин. Бара, скажи, Город все еще снится тебе?

— Да. Снится. Я чувствую, что он зовет меня, — вздохнула девушка. — Но я и с места не сдвинусь, пока ты не будешь готов к такому переходу.

Раны Муонга заживали неплохо, но Белый Воин все еще был очень слаб, хотя и рвался выступить в путь как можно скорее. О своем прошлом он по-прежнему рассказывал очень скупо, и дальше тех событий, когда оказался выброшенным волнами прямо на разрушенные ступени лестницы дворца-крепости, в своем повествовании не продвигался, из чего Соня делала неутешительный вывод: он по-прежнему не вполне доверяет ей. Что произошло между Муонгом и женщиной по имени Глария, она не знала.

Саму Соню он упорно продолжал называть Барой, а своего бритунского имени не раскрывал, словно это была великая тайна.

Их отношения как-то сами собой стали довольно близкими, но на то, чтобы осторожный Муонг решился полностью раскрыть свою душу, пока рассчитывать не приходилось.

Однако девушка не торопила его. Всему свое время.

Она была с ним терпелива и, по возможности, насколько позволяла собственная суровая натура, нежна, а Муонг оказался страстным, неукротимым любовником, дарившим ей немало радости и всегда стремившийся в первую очередь доставить удовольствие женщине, а уж потом подумать о себе.

Соня не могла не признать, что подобное отношение ей более чем по душе, и считала, что по-своему любит этого человека.

Не до умопомрачения, конечно: в ее жизни ни один мужчина не мог стать средоточием смысла существования, она давно это поняла и никаких особых иллюзий на свой счет не имела.

Любовь была для нее вроде вяленых ломтиков дыни — вкусно, конечно, но если съесть слишком много, получишь несварение желудка.

После тяжелейших ранений, нанесенных когтями леопарда, только через две с половиной луны Муонг смог снова выйти на охотничью тропу — и вернулся с добычей. Он радовался этому, как ребенок, а спустя еще несколько дней сказал Соне:

— Пора. Город наконец-то позвал и меня тоже.