Рыжая Соня и Врата Немедии - страница 5

Соня больше не поднимала этот вопрос. В общем-то, было глупо с ее стороны жить под одной крышей с безусловно красивым, сильным мужчиной, считаться его женой и не спать с ним.

Соня много раз ловила себя на том, что разглядывает его просто до неприличия откровенно.

Конечно, Муонга это ничуть не смущало, раз он запросто, как все остальные, ходил обнаженным, но Соне к этому привыкнуть было далеко не просто.

Еще больше проблем вызывала необходимость прикрывать собственное тело лишь обычным здесь подобием передника и узкой набедренной повязкой — это заменяло женщинам одежду, а мужчины обходились даже без подобных «излишеств», разве что во время охоты, когда крепили к телу колчан со стрелами с помощью кожаных ремней и как-то скрывали свое мужское естество — исключительно из соображений безопасности.

Девушка всем существом противилась тому, чтобы Муонг считал ее своей вещью.

Нет, конечно, она старательно изображала, будто смирилась со своим странным положением, и не пыталась тайком покинуть селение: она прекрасно понимала, что отправляться в эти дремучие леса в одиночку, без проводника, — верная гибель, но даже не это останавливало ее в первую очередь. Ведь если бы она сбежала отсюда, ей пришлось бы уйти ни с чем, а ее это совершенно не устраивало.

Но кто она здесь? Пленница?

Кроме Муонга, за ней вроде бы никто не следит, она ходит, где хочет, и вообще предоставлена себе самой.

Ее не связывают, ей не угрожают и ничего не требуют…

Чтобы только не умереть со скуки, она участвует в обыденных делах, которыми занимаются женщины племени, и те настроены по отношению к ней вполне дружелюбно, их даже вроде бы не смущает, что она на них не похожа и не умеет говорить на их языке.

Все, что ей нужно понять, они выражают жестами и богатой мимикой, и искренне радуются, когда видят, что достигли успеха, и охотно спешат на помощь, если она с чем-то не сразу справляется.

Может, они и дикари, размышляла Соня, но ей приходилось признать, что таких искренних и открытых людей редко где можно встретить.

Интересно, думала она, а Муонг рассказывает кому-нибудь из них, что она отказывает ему в супружеских радостях, или же скрывает это явно не делающее ему чести обстоятельство?..

Сейчас, впрочем, ее больше всего занимали мысли о предстоящей охоте.

— Что именно я должна буду делать? — спросила Соня, отдавая себе отчет в том, что при таких общих действиях у каждого — свое место и обязанности.

— А чего бы тебе самой хотелось? — неожиданно вопросом на вопрос ответил Муонг. — Я хочу сказать, ты можешь вместе с женщинами загонять дичь, а можешь ловить ее, как это делают мужчины. Тогда ты будешь рядом со мной, и я смогу помочь тебе в случае опасности.

— Разве Закон не запрещает мне, женщине, выполнять то, что обычно является мужской привилегией? — удивилась Соня.

— Нет, если ты на один день станешь мужчиной.

— То есть как?..

— Очень просто — с помощью боевой раскраски и совсем простого заклинания, которое я, как лучший охотник, имею право произнести над тобой и сам, даже не призывая колдунов. Дети Змеи относятся к такому обряду благосклонно, нужно только, чтобы женщина в это время не ждала ребенка.

— Естественно, — рассмеялась Соня, — беременный охотник — это уж слишком!

— Иногда в племени рождаются женщины, в которых таится неукротимый дух воинов, — продолжал он, — они с гораздо большим желанием охотятся и воюют, чем выполняют обычные женские обязанности. Это не удивляет Детей Змеи, их просто не принуждают быть такими, как остальные женщины. И это оказывается полезным для племени. Такова, например, Мвиру-Аамили-Мбонго, третья жена вождя. Он гордится ею, хотя она не дарит ему детей.

— Кажется, поняла. Мвиру-Аамили-Мбонго такая же, как Муонг-Бара-Мбонго, то есть я? И ты тоже гордишься моей необычностью?

Он искоса взглянул на нее, но не счел нужным ответить.

Соня вместе с остальными шла по звериной тропе, вооружившись копьем, луком и колчаном со стрелами, старательно обходя многочисленные ловушки, которые уже научилась распознавать.

Она давно поняла, как велика насыщенность этого леса смертоносными сооружениями — ходить здесь без провожатого, не зная о такой опасности, было равносильно самоубийству.