Рыжий наследник - страница 6

стр.

— Выдающийся руководитель, — пробормотал Лот, и оказался вознагражден еще одним ветерком прямо над складкой шарфа. Пусть его сокамерник и был совершенно невыносимым, но, хотя бы оставался адекватным.

Стоило свернуть к реке, как их темп замедлился.

Дорога до берега и скрытой за кустами повозки заняла всего пару километров, но даже так Лот был счастлив выбраться из седла и размять ноющие мышцы. Прошло слишком много времени с тех пор, как он последний раз ездил верхом, и не только на лошади. Но сейчас основной его заботой был голод.

Он вернулся мыслями к Делакорту и, дожидаясь, пока ему подадут завтрак, стал размышлять, так ли мудро было совершать набег утром. Не так подобные дела решались. Почему? Потому что это было абсолютно непрактично и неэффективно. И все же это не помешало им оказаться там, где они оказались. Он задумчиво посмотрел на Скотта:

— Не то чтобы мне, принцу, уже приходилось переживать спасение, и все же мне любопытно, почему ты выбрал для вторжения утро, Скотт? Я полагал, такие вещи свершаются под покровом ночи.

— Да, Скотт, расскажи принцу, почему ты так решил, — пропищала Ада, роясь в тележке.

— Ради баллад, — пробормотал Скотт.

— Пардон? Что я сейчас услышала? — спросила Ада, скрестив руки. Лот заподозрил, что сделала она это, чтобы не спрыгнуть с повозки и не столкнуть Скотта в реку.

— Я сказал, это для того, чтобы баллады звучали драматичнее, — Скотт прочистил горло. — «Подобно зарождающемуся рассвету, наш принц был спасен героем» звучит куда более впечатляюще, чем «Они улизнули под покровом ночи». И это выделит ее из общей массы, потому что баллад о спасательных операциях на рассвете почти нет.

— Потому что никто из них не выжил, — сказал Лот Червячку вполголоса. Парень мрачно кивнул, и на мгновение Лот почувствовал благодарность за то, что, на самом деле, не было никакого потерянного принца, иначе, с такой спасательной группой, дела его закончились бы мрачно.

— Может, есть еще какая-то причина, Скотт? — спросила Ада. — Причина, по которой мы вдвое дольше добирались до места, чем должны были?

— Мне дали неточную карту.

Лот поднял брови:

— Прости?

— Совершенно неправильную. По ней невозможно было прийти, куда надо.

— Там было много слов, — согласился Дейв. — И стрелок.

Червячок закатил глаза и побрел вниз по берегу реки. Лот перевел взгляд на Аду.

— Да, стрелок, указывающих не в ту сторону, — пояснил Скотт.

— Так вот, в чем дело, а я-то думала, беда в том, что ты держал ее вверх ногами, — пробормотала Ада.

Ох, оказывается, простая карта могла загнать в тупик любого с интеллектом ниже среднего. К несчастью, такие составляли половину спасательной группы. Казалось неправильным думать плохо о тех, кто спас его из темницы, но Лота не покидало ощущение, что их успех зависел скорее от глупой удачи, чем от чего-то конкретного — и ключевым тут было слово «глупой».

Лот воспользовался моментом, чтобы вытянуть ноги и выгнуть спину — он действительно был уже слишком стар для ночи в кандалах, по крайней мере, без стоп-слова, так, чтобы у него не заболела спина. Не то чтобы он был стар. Просто по утрам он стал казаться себе чуть деревянее, чем когда был подростком, и только. Да он едва вышел из этого самого подросткового возраста! И вовсе не гусиные лапки раскинулись в уголках его глаз. Они там из-за характера, и Лот ударил бы ножом любого, кто сказал бы иначе.

Он посмотрел вниз по берегу на Червячка у кромки воды, довольно непривлекательно щурившегося от солнечного света. И решил к нему присоединиться.

— Грезишь о красивых лошадях, Червячок?

— Отвали, — сказал тот, нахмурившись, и почесал нос.

— О, точно, — пробормотал Лот. — У тебя вши. Позволь помочь с ними разобраться.

Положив руку на спину Червячка, он столкнул его в реку.

Червячок взвыл, как тонущий кот, и вынырнул на поверхность, брызгаясь и отплевываясь.

— Какого хрена ты это сделал?

— Не так разговаривают со своим принцем, Червячок, — сказал Лот, когда тот прорвался через камыши на берег.

И — ох! — мокрые лохмотья прилипли к нему, как вторая кожа, и Лот почувствовал внезапный укол беспокойства в животе. Не та эмоция, которой у него нашлось бы название, ведь он не был уверен, что испытывал ее раньше. Так ощущалось сочувствие? Или даже жалость? Потому что тело, открывшееся взору Лота, было худым, слишком худым. Червячок свирепо смотрел на Лота, грудь его поднималась и опускалась, и под мокрой рубашкой Лот мог пересчитать все ребра. Тазовые кости торчали, как у старого мула. Капли воды скатывались по горлу и ключицам — зрелище, к которому, в большинстве случаев, Лот был неравнодушен — и Лот подумал, что мог бы ткнуть пальцем в это углубление и потерять его до первого сустава.