Рыжий парик для доктора Геббельса (без илл.) - страница 12

Отказ от решения первой проблемы ведёт к следующему шагу: тотальная власть масскульта объявляется неизбежным злом, и даже не злом, собственно, а правилами забавной игры, следовательно, интеллектуалам предлагается «расслабиться и постараться получить максимальное удовольствие» от сложившейся ситуации. Это означает игру по чужим правилам и практически полный отказ от собственных нравственных или даже профессиональных установок.

Возьмём для примера телепередачки с участием Эдварда Радзинского — это ли не попытка превратить разговор об истории в клоунаду на радость жлобам. Предпринимались и другие попытки скрестить историю с модными тележанрами: «Умники и умницы», «Имя России».

В подсознании современного интеллектуала лежит именно это желание: отречься от роли просветителя масс и сделаться высокооплачиваемым манипулятором массовым сознанием. Приверженцы этого пути утверждают, что выбор выглядит следующим образом: увлекательная игра по правилам «популярной культуры» или вынужденная маргинализация, невостребованность и бедность. При этом по-прежнему остаётся открытым вопрос, насколько серьёзно интеллектуальная среда занималась поисками альтернативных медиа, развитием иной среды бытования и распространения научного знания, а главное, практической применимости научного (в частности, исторического) знания в современном мире.

Почему же интеллектуалы так стремятся попасть в медиа-пространство, несмотря на то, что в нём они оказываются на одной ступеньке с откровенными клоунами и именно с ними вынуждены конкурировать за эфирное время? Во-первых, потому, что интеллектуалы признали себя товаром, который нужно поскорее сбыть и, желательно, подороже. Во-вторых, потому, что интеллектуалы полностью усвоили себе систему ценностей общества потребления, они верят, что выступать в одной обойме с поп-звёздами — это престижно, а не позорно. В-третьих, потому, что как интеллектуалы они мало что собой представляют, а на телеэкране не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы казаться умным. То есть достаточно забавлять аудиторию анекдотами на исторические темы, да иногда вворачивать какой-нибудь англоязычный термин для пущей важности. В-четвёртых, потому, что правящий класс им психологически ближе, чем те массы, которые они должны просвещать, так что вместо роли просветителей современные интеллектуалы предпочитают роли консультантов или экспертов на службе у денежного мешка. Вот почему я не решусь употребить в этой работе слово «интеллигенция»[32]: в данном контексте его не к кому применить.

Ещё более существенной подменой является отказ от понятия «истина» и выдвижение на его место вороха постмодернистских словечек — нарратив, дискурс и т. п. Вместо исторической правды мы имеем множество индивидуальных нарративов (представлений об истории), которые соревнуются между собой наподобие продуктов на рынке: потребитель волен выбрать тот, который ему покажется удобнее и приятнее. Но выдвигая такие правила, интеллектуалы-постмодернисты сами подготовили почву для торжества клоунов. Потребитель выберет что попроще и поглупее, и багаж знаний интеллектуала в такой ситуации просто окажется избыточен.

Так что, несмотря на свою лояльность и продажность, интеллектуалы оказались лишними в пространстве «массовой культуры». С поставленными задачами вполне справляются клоуны. По мере развала системы образования, упадка культуры, контролировать и обманывать людей становится всё проще: тут нужны спецэффекты, а не доказательства. Интеллектуалы сходят со сцены, клоуны остаются.

И теперь пусть не потрясают своими учёными степенями и дипломами: господа интеллектуалы сами унизили себя, пресмыкаясь и расстилаясь перед комиками и актёрами. Не удивительно, что люди не читают их книг и не ходят на их лекции. Да, сегодня большинство россиян относятся к историкам с недоверием, считают их платными лгунишками. И пусть те не обижаются: они ведь считали народ быдлом, поплёвывали на него свысока, а сами мечтали не вылезать из столицы, а то и вовсе «свалить за бугор». Естественно, те россияне, которые за кордон бежать не собираются по идейным или материальным причинам, вовсе не считают продажных интеллектуалов своими соотечественниками, инстинктивно чувствуют в них чужаков, «пятую колонну».