Рыжий вечер - страница 7
— У меня не бывает денег, — не согласился Марк. — А нет денег, нет и долгов.
— У тебя есть долг перед одарившим тебя Небом, а деньги… Они тебя отыщут. Не сразу, а когда будут нужны. Старость приходит ко всем людям, Марк Карменал, а ты — человек, хоть и поешь о титанах. Я слышал, у тебя есть песня о защитниках Стурнона, спой ее мне.
— Я оставил китару в своей харчевне. Спасибо за обед, он пришелся кстати, но я его не выпрашивал, так что это не долг.
— Это не долг, ну а китара… Она есть не только у тебя. Лучшие инструменты делают в Велоне. Попробуй.
Марк попробовал. Чужестранка ответила звуком дивной глубины. Певец любил свою неизменную спутницу, но жене не сравниться с богиней!
— У нее хороший звук. — Марк пытался быть спокойным, но владелец богини теперь казался неуместней худшего из мужей. — Только вряд ли такая красотка будет рада моим дорогам.
— Она боится дождей меньше стурнийских уходерок. Тебе надо обзавестись велонской китарой, но мы к этому еще вернемся. После песни.
— Эта песня не закончена. — Петь не тянуло, но отказать уже было нельзя. — Может, Стурнон отдаст мне ее до конца. Даже из-под воды…
— Может. — Физулл и не подумал улыбнуться. — И, может, он пробудит твою совесть, совесть гражданина, а пока пой как есть. Я, знаешь ли, шесть раз судил состязания поэтов в надежде открыть в ком-то священный огонь. Бессмысленно. На императорскую сцену идут продавать себя, это тот же лупанар! Гимны императорам, оды императорам, статуи императорам… Ты хочешь видеть священный мыс титанов? Ты его увидишь вместе с мраморным уродством в честь побед императорского предка. Побед!.. Тогда и войны-то никакой не было, но разве подхалимам нужна правда? Они целуют задницу и гребут из этой задницы золото. Говорят, деньги не пахнут, и это правда. Смердят стихи, написанные за деньги! Тот, кто опустился до такого, потерян и для богов, и для искусства. Достаточно вспомнить Аппия Фертара. Как он начинал и как кончил… Глупец, предавший совесть, память, семью за возвращение в столицу, за возможность читать свои вирши одержимым войной мерзавцам… Мерзость и предупреждение всем нам!
Я стал искать тех, кто чурается властей предержащих, и узнал, что некий Марк Карменал расспрашивает про фавнов и что песни этого Марка звучат по харчевням. К сожалению, не те песни, что нужны Стурну. И это не те песни, что нужны Небу.
— Я пою, что поется. — Сколько можно трепаться, но китара хороша! Она хочет петь, она требует настоящего. Главного… — И я не молюсь никому. И не собираюсь. Ты хотел про бессмертных? Это не та песня, что я хочу; пока не та…
Вломившимся стражникам был нужен не он — это Марк сообразил до того, как балбес с ликторским Ульем на шее сунул под нос Физуллу свой перстень. Можно было отступить к стене и выждать, чем кончится. Или рвануть к черному ходу. Вместе с китарой, враз ставшей не нужной хозяину, но Марк отбросил жалко звякнувшее велонское чудо, ухватил остолбеневшего Физулла и поволок за собой, потому что… Потому что лобастый дурак доболтался! Тревожить императорскую задницу в Стурне и в самом деле не следовало. Если ты, разумеется, не хочешь на галеры.
Елена обещала деньги. Много. Пятьдесят стурниев, если Харитон не узнает про то, что было у оврага. И еще столько же, если Агапе выйдет не за Карпофора… Жена судьи говорила тихо и быстро, от нее пахло благовониями, она была еще красивей, чем всегда, она просила. Агапе стало ее жаль, но девушка только и сумела, что покачать головой. Она сама не понимала, почему не может взять эти деньги, ведь это не было кражей: Елена предлагала сама, но, увидев бабушку, торопливо распрощалась и прошла в харчевню, а на обратном пути глянула так, что девушка едва не кинулась бежать.
— Чего ей понадобилось? — Мать тоже все видела. Наверное, из окна.