Ржаной хлеб с медом - страница 16

стр.

— Везет парню Лапсардзиене — лимузин даром достался.

Русинь созвал родственников и друзей. Отпраздновать первый юбилей Кайвы и обмыть лимузин. Стол ломился от яств, традиционных деревенских угощений и копченых угрей, выловленных тут же, в колхозном озере. Русинь разрезал веревки, которыми были обмотаны горлышки бутылок с березовым соком. Пробки выстреливали в потолок еще громче, чем из бутылок с шампанским.

Кто-то снова заговорил о даром доставшейся автомашине.

Механизатор в ответ лишь рассмеялся:

— Даром только вору с неба падает. И то не век веревочке виться. Когда-нибудь сам засыпется.

В этот раз Русинь не отказался от рюмочки. Быстро захмелел и стал рассказывать о своей Кайве, о каждодневном ее быте так, будто открывал людям невиданные ранее чудеса.

Когда все напились, наелись так, что и крошки уже не проглотишь, а хозяйки все продолжали потчевать, Русинь встал и произнес застольную речь. По сути своей это было грандиозное слово благодарности, которое он хотел передать всем, кто был с ним рядом, особенно Хенно-Хенни, подарившей ему такую прелесть, как супердитя Кайва. Еще он сказал несколько слов о лимузине.

— Даром, не даром — дело не в этом. Но если бы государство не расщедрилось, пришлось бы взять несколько тысяч с книжки. А так они остались. Впрочем, я зарабатываю, могу себе позволить.

Тут у Русиня замелькали руки, и в окно одна за другой стали вылетать тарелки. Когда гости пришли в себя от изумления, во дворе успела вырасти солидная кучка осколков. Двадцать одна тарелка вылетела так быстро, что могло показаться: механизатор кончил цирковое училище.

Компания не знала, как быть — следует ли принимать упражнения с тарелками как шутку подвыпившего человека или нужно хватать его за руку. Наверно, они так и сделали бы, потянись Русинь еще за каким-нибудь предметом. Но, расправившись с тарелками, он, довольно улыбаясь, сел. Поскольку вид у гостей был растерянный, Русинь решил поставить точку еще раз:

— Я зарабатываю, могу себе позволить.

Лапсардзиене, в чьей памяти прочно хранились даты и годы, рассказывала после:

— Первую тарелку он бросил в окно двадцать шестого апреля. Я запомнила. На редкость теплый день стоял тогда, и шмель долго висел в окне. Кайве еще не исполнилось пяти месяцев…

Лимузином, что свалился словно с неба, никто больше не интересовался. Все разговоры в колхозе вертелись исключительно вокруг двадцати одной тарелки, которые одна за другой были выброшены в окно. Говорили об этом с уважением:

— Русинь на дне рождения дочери разбил двадцать одну тарелку!

Разговоры, описав круги по колхозу, возвращались к механизатору, вызывая у него приятное возбуждение.

Однажды в обычный день после обычного ужина Русинь сидел за столом и размышлял. Хенриета укладывала спать Кайву. Лапсардзиене хлопотала в хлеву.

Механизатор размышлял о тарелках и людских пересудах. Первый бросок помнила только мать. О втором гудел весь колхоз. Русинь открыл окно, выбросил оставшуюся после ужина тарелку и стал ждать, что будет. Лапсардзиене вошла, не заметила. Жена бросила взгляд на стол и сразу сказала:

— Шутник ты мой неуемный. По будням уже начал бить посуду.

— Я зарабатываю, могу себе позволить.

Хенриета надула губки.

— Хенно-Хенни, разве я пьяница или лодырь? А ты тарелку жалеешь, не даешь выкинуть в окно. Поеду в магазин, привезу новую.

И ведь привез. Тридцать суповых тарелок по тридцать пять копеек штука.

— Шутник мой ненаглядный, ты, ей-богу, становишься странным.

— Курильщик за месяц выкуривает вдвое больше.

Так вот случай с битьем посуды на дне рождения Кайвы перерос в регулярно совершаемое действие. Отныне Русинь бил посуду во время ужина, за обедом, если случалось быть дома. А иногда — во время завтрака. Кучка черепков быстро превратилась в кучу.

Когда в колхоз приезжали представители соседних агропромышленных объединений, их всегда знакомили с Русинем Лапсаргом. Председатель или кто-нибудь из специалистов, сопровождавших гостей, перед встречей коротко объясняли, что он собой представляет, и добавляли шепотом:

— Знаете, у него необычное хобби, внепроизводственное, так сказать, увлечение. На обратном пути заедем к нему домой. Тогда сами увидите.