Ржевская дуга генерала Белова - страница 6

По сбивчивому тексту записи одного из дневников отряда, капитан О.С. Барский /Грачев/ привел с собой в Восточный отряд Всходского района «40 человек окруженцев». В объединенном с десантниками 2-го батальона 8-й ВДБР отряде Барский /Грачев/ стал командиром. По шутливым замечаниям в адрес одетых в маскалаты бойцов отряд получил свое необычное для советских партизан название — «СЕВЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ».

Январь 1942 г. Всходы, — районный центр Смоленской области. Всего 9 человек немцев, охраняющих военную комендатуру и администрацию. На январском партийном собрании решено: не оглядываясь ни на кого и ни на что, брать райцентр. Брать власть в свои руки.

Теперь-то, через 70 лет, нам кажется это само собой очевидным. Да и в советское время схема объяснения возникшей Всенародной борьбы в тылах группы армий «Центр» (таково название одной характерной из партийно-исторических диссертаций) уже была выработана и предельно ясна. Контрнаступление и затем общее наступление советских войск под Москвой, воодушевление народных масс, ждущих скорейшего освобождения от оккупации... Плюс десант, плюс кавкорпус Белова, плюс роль партии Ленина — Сталина. Из искры возгорится пламя!

Почти все было не так. Правда, искру таки дал актив партии Ленина — Сталина — их было 24 человека, большинство не из местных жителей. Борцы за идею? Какую идею — самосохранения государства-ордена ВКП(б)? Вряд ли в адских условиях оккупации той зимой, с чудовищными слухами, кто-либо о том задумывался, было не до философии. На деле партийная принадлежность здесь, видимо, имела лишь сугубо практические последствия. Действительно, воевать раньше и больше других неизбежно предстояло именно им:

а) имевшим партийные, военные и хозяйственные требующие партийности должности;

б) не сбежавшим в 1941-м на восток страны и потерявшим при этом всю перспективу карьеры;

в) не обустроенным и не имевшим возможности к легальному обустроению на территории района в силу прежнего должностного положения;

г) рисковавшим ежеминутно быть опознанными любыми недоброжелателями и пособниками оккупантов, выданными оккупантам и незамедлительно репрессированными: не Сибирь, конечно, поближе и без лишних хлопот — «надел землей...»

Отодвинем-ка в сторону сладкоголосые книжки о той войне нынешних, XXI века, столичных умников. Стоит самостоятельно войти в суть понимания происходившего в оккупации тогдашним советским общественным активом-элитой, в их психологическое состояние. Ладно бы только жуткие слухи о сбежавшем Сталине, о союзе с немцами Молотова. Это где-то там, далеко, по ту сторону линии фронта, если она вообще еще есть... Но были и тутошние информационные бомбы, да и не слухи вовсе: расправы с бывшими районными чиновниками, «развлечения» надевших повязки уголовников то с судьями, то с активистками, то с отставшей в октябрьском бегстве 1941-го женой советского начальника. Война была здесь, ушедшая на восток линия фронта никакого значения не имела. Выйди на деревенскую улицу, пройдись по ней, а еще лучше — рискнуть прогуляться до соседней деревни теми же дорогами, где недавно ходил и ездил хозяином своей страны. И вот тогда поймешь: надо что-то делать, долго отсидеться не получится.

При всем том это не были примитивные коньюнктурщики, беспринципные приспособленцы. Они верили в свое дело, в дело своей партии, ставшее их судьбой. Эти люди были на многое способны, социально активны, трудолюбивы. Они уже в предвоенные годы проявили себя как способные организаторы, наблюдательные и вдумчивые психологи, разборчивые в знакомствах и деятельные функционеры. Им лишь предстояло внутренне переключиться на личное участие в войне, на понимание каждого предстоящего своего дня как обычной, военной теперь, работы. Смертельно опасной, неизбежной и порой невыносимой работы, но вместе с тем и необходимой, единственно верной стратегии и тактики жизни. Это был их шанс заново обрести себя в жестком, изменчивом, но «прекрасном и яростном мире». И такое видение себя было для подлинного коммуниста не чуждым, уже знакомым. Их всех еще с Гражданской так воспитывала страна.