С английским флотом в мировую войну - страница 11

С таким взглядом на вещи я никак не мог примириться. Во-первых, дальняя блокада, как основной метод стратегии, мне представлялась столь же жестокой, как и несправедливой. Она была жестокой, так как из-за нее должно было страдать гражданское население – женщины, старики и дети, и при этом еще в большей мере, чем неприятельские армии. Несправедливой следовало её назвать потому, что она противоречила международному праву и обыденному правосознанию, которого придерживались даже в более ранних войнах. С военной точки зрения, стратегия, которая добивается победы над врагом, главным образом, путём его истощения, по-моему, также ошибочна. Она противна основному принципу всякой борьбы, который требует сосредоточения всех сил народа, чтобы возможно скорее достичь главной цели – навязать врагу свою волю. Морская блокада всегда была одним из средств борьбы с врагом, но в предыдущих войнах более сильный флот, блокируя неприятельское побережье, не имел в виду истощения гражданского населения вражеской страны. Его цель была заставить неприятельский флот покинуть свои защищенные базы и принять бой с блокирующим флотом в открытом море.

Между этими двумя способами ведения войны имеется принципиальное различие. Прежде всего, оно бросается в глаза в отношении правил блокады, установленных в международном праве. Согласно этим правилам, блокирующий флот имеет право считать военной контрабандой и не допускать к ввозу в неприятельские порты оружие, военные материалы и предназначенные для военных целей припасы, как-то: топливо, а также продовольствие, поскольку оно идет для нужд вооруженной силы противника. Все остальное сырье и жизненные продукты, которые не предназначены специально для флота и армии врага, а ввозятся в неприятельские гавани для потребностей гражданского населения, до мировой войны, и даже в первое время войны, не причислялись к военной контрабанде. Эти грузы не подлежали реквизиции, по крайней мере, в тех случаях, когда они перевозились под нейтральным флагом на судах, не принадлежащих воюющим странам.

Подобно тому, как Германия в первые же дни войны нарушила нейтралитет Бельгии, так же и союзники вскоре после начала военных действий стали нарушать постановления о блокаде и военной контрабанде, несмотря на то что эти правила в международном праве имели более чем столетнюю давность. Каменный уголь, нефть и другие виды топлива, целлюлоза, различное сырье и, наконец, даже жизненные продукты стали постепенно если и не объявляться официально военной контрабандой, то фактически считаться за таковую.

Уклонение воюющих стран от освященных международным правом культурных традиций можно объяснить только взаимным ожесточением. У Антанты господствовало убеждение, что победа над центральными державами возможна лишь посредством истощения их сил блокадой, которая поддерживалась бы на Западе сильнейшими флотами союзников, а на Востоке русской армией. На севере, правда, еще оставался выход из этого кольца – нейтральная Скандинавия. Отсюда Германия могла ввозить некоторое количество жизненных припасов. Но вскоре Антанта начала контролировать ввоз сырья и в Скандинавские страны. Впоследствии же, когда ожесточение достигло своего предела, блокада была попросту распространена и на эти страны.

Отрицательные стороны войны мною никогда не упускались из вида, но я все же не мог убедить себя в допустимости голодной блокады, даже когда мне указывали на всяческие жестокости врага, в особенности связанные с деятельностью немецких подлодок. Я должен отметить, что среди образованных англичан, а также морских офицеров встречались люди, которые во время самой войны и, несмотря на всеобщее возбуждение, сохраняли способность беспристрастного суждения. Их логическое чутье давало им возможность одинаковой мерой мерять и друга и врага. Но они были исключением из общего правила, и общественное мнение в высшей степени осуждало подобную беспристрастность.

При таких обстоятельствах можно было выступить с критикой «стратегии истощения» и ее главного вспомогательного средства – голодной блокады, только в том случае, если с чисто военно-научной стороны доказать, в какой незначительной степени эта стратегия в действительности соответствовала намеченной цели.