С мыслями о соблазнении - страница 41
к огромному разочарованию отца. Только литература имела значение. Теперь
же, наконец признав, что с писательством покончено, он чувствовал себя
неприкаянным, словно обломок плавника.
Он хотел… Себастьян вновь попытался ухватиться за какую-нибудь новую
цель. Черт возьми, чего же он хотел?
Умиротворения. Слово пришло на ум столь внезапно, что он так и застыл на
тротуаре. Он хотел довольствоваться всем. И понятия не имел, как этого
достичь, ибо такого не случалось ни разу за все его тридцать семь лет.
Себастьян зашагал дальше, свернул на Саут-Одли-стрит и поднялся по
ступенькам к парадной двери своего дома. Вошел внутрь, уронил ключ на
столик у двери и, зажав шляпу под мышкой, стащил перчатки, попутно отметив,
что вечернюю почту уже принесли.
В коридор вышел Уилтон, и Себастьян, передав тому шляпу с перчатками,
принялся за письма. Поднимаясь по лестнице, он успел перебрать их и, войдя в
кабинет, первым делом отправил счета в мусорную корзину. Какой смысл
хранить их, если платить все равно нечем. Письмо от надоедливой двоюродной
кузины Шарлотты последовало за счетами, остался только ежеквартальный
отчет от управляющего и письмо от тетушки Матильды.
Себастьян с улыбкой отложил конверт от тети и первым делом вскрыл отчет
мистера Каммингса. Управляющий сообщал, что поместью удалось – правда, с
трудом – окупить свои расходы с марта по июнь, хотя наследственные
пошлины, наложенные в связи с кончиной прежнего графа, случившейся
полтора года назад, до сих пор не оплачены. Богатые американские арендаторы,
снимавшие Эвермор, съехали, решив, что Дартмут никак не отвечает их вкусам,
и перебрались в Торки, служивший летом модным центром английской
общественной жизни. Тем не менее, арендная плата уплачена до конца
сентября, и тетя Матильда пожелала переехать из летнего домика в главное
здание до тех пор, пока не найдутся новые арендаторы.
Что ж, неудивительно. Тетушка понимала все нынешние экономические реалии
землевладения, но ей тяжело было видеть, как незнакомцы живут в доме, где
она выросла. Она всегда любила Эвермор, да так сильно, что приехала в город
лишь однажды с тех пор, как Себастьян вернулся в Англию. И оставалась лишь
столько, чтобы поприветствовать его дома и подарить обставленные
апартаменты с горсткой слуг, прежде чем спешно вернуться в Девоншир.
Он отложил письмо Каммингса и вскрыл тетушкино послание. И правда,
Матильда спрашивала позволения вновь перебраться в особняк. А также
предлагала ему обосноваться на лето там же, сие предложение она многократно
повторяла и прежде, на что он всегда отвечал отказом, но в этот раз Себастьян
всерьез призадумался над такой возможностью.
Если кто-то ищет умиротворения и душевного покоя, лучше места, чтобы
обрести их, нежели сельская Англия, не сыскать. Прежде он не испытывал
умиротворения в Эверморе, но тогда был жив отец, и в этом вся разница.
Всякий раз, когда туда наезжал старик, Себастьян с радостью оказался бы где-
нибудь в другом месте. Будучи мальчишкой, он только ради тетушки приезжал
на каникулы домой.
Но теперь отец мертв, и необходимость избегать домашнего очага отпала. Он
вспомнил Эвермор: его крытые соломой коттеджи и фермы, дремучие леса и
мшистые лощины, где в ручьях в изобилии водилась форель, а в озерах – лини,
его извилистые каналы и рвы с изгородями в тени плакучих ив, и решил, что
поездка домой − то, что нужно, чтобы наконец взбодриться.
А если бы и это было недостаточным поводом уехать, стоило вспомнить, что
Девоншир достаточно далек от Лондона, дабы избавить Себастьяна от
дальнейших визитов мисс Меррик. Себастьян вытащил бумагу и перо и впервые
за долгие годы написал тете, что приедет домой.
Четыре дня спустя, уже будучи в Эверморе, Себастьян удобно устроился в
гамаке у мельничного пруда с бутылкой эля в руке. На траве стояла корзина с
остатками пикника. Светило солнце, кожу обдувал весенний ветерок, а гамак
тихонько покачивался вперед и назад. Если он искал умиротворения, то это
место как нельзя кстати подходило, чтобы его обрести.
Больше никаких романов. Никаких докучливых сроков. Никаких ожиданий – ни
от себя, ни от других. Бессмысленных дней, проведенных за печатной