С радостью в омут - страница 9

стр.

— Ну и ладно. Но я не собираюсь выбирать ребенку имя, что бы ни говорила твоя мама.

— Договорились.

Положив еду обратно в холодильник, Вероника села за туалетный столик и собрала волосы в красивый пучок. Следующие полчаса она выбирала, какое наденет платье, когда снова зазвонил телефон.

Ответив на звонок, она помолчала, а потом сказала:

— Значит, так. Звонок отслеживается, и в любую минуту к тебе нагрянут копы. Я бы на твоем месте прекратила заниматься ерундой. — Секунду спустя она мрачно посмотрела на трубку. — Так я и думала.

Вернулся Роб, и Вероника побежала его встречать. Посмеиваясь, она взяла его за руку и потащила в ванную.

— Душ уже ждет.

— То есть от меня воняет?

— Мы опоздаем, — сказала она, укоризненно приподняв брови и снимая с мужа галстук.

— Сегодня у меня был клиент.

— У тебя каждый день клиенты. — Вероника подошла к шкафу. — Красный или синий?

— Мне он показался желтовато-белым.

— Не клиент, а галстук. Красный или синий?

— Фиолетовый.

Она заглянула в ванную:

— Твоя мама терпеть не может фиолетовый цвет. — Немного подумала и восторженно улыбнулась. — Значит, фиолетовый!

Раздевшись, Роб встал под душ.

— Мне тут помощь твоя нужна.

— Ну уж не-е-ет! — закатила глаза Вероника.

— Ну пожалуйста! Если мы с этим не разберемся, то у мамы придется краснеть.

Вероника рассмеялась, подошла к душевой кабине и взвизгнула, когда Роб затащил ее внутрь.

— Я же прическу сделала! — наигранно запротестовала она.

— Мне все равно больше нравятся распущенные волосы.

Я убежала в кухню и смотрела в окно, пока муж и жена занимались веселым и нежным сексом. Потом суматошно одевались и натягивали друг на друга пальто и шарфы. Наконец они уехали, а я стала думать, что же могло произойти, чтобы жизнь этой пары закончилась убийством и самоубийством меньше чем через два часа. Если только они не умудрились разругаться в пух и прах на вечеринке. Казалось, они самые счастливые женатые люди, каких мне доводилось видеть. За весь день не произошло ничего необычного, если не считать того странного телефонного звонка.

Я промотала время вперед до самого позднего вечера, как вдруг услышала звук, похожий на барабанную дробь. Вернув время вспять, я отпустила его на обычной скорости и прислушалась. Откуда-то позади раздавался неторопливый, методичный стук. Я обернулась и, увидев в гостиной какого-то парня, не на шутку испугалась. Откуда он взялся? И что ему нужно в доме Паджетов?

Я принялась внимательно его рассматривать. Он стоял у окна во двор и смотрел на подъездную дорожку, словно ждал, когда вернутся хозяева дома. А еще он бился головой о стену. Медленно, в одном и том же ритме. Снова и снова. В конце концов на лбу появилась кровь. Я подошла поближе и стала запоминать его черты, чтобы потом нарисовать. Губы сложились в тонкую жесткую линию. Руки сжались в кулаки. Над темными глазами мрачно сдвинулись брови. Он был совсем юным. Скорее всего учился в старших классах или недавно закончил школу. Грязные каштановые волосы, заношенная толстовка и мешковатые джинсы. Что-то в его лице было не так. Черты казались непропорциональными, словно он родился с фетальным алкогольным синдромом средней тяжести. Если, конечно, такое заболевание вообще существует.

Я продолжала наблюдать за парнем. По его лицу струйками текла кровь, но он все бился и бился головой о стену, не сбиваясь с ритма, даже когда увидел огни фар подъезжающей машины. Как только Паджеты вошли через заднюю дверь, часы на каминной полке пробили полночь. Наконец парень зашевелился — неслышно прошел в темный коридор, ведущий к ванной.

— Мы все пропустим, — сказал Роб, оказавшись в кухне, где и была задняя дверь, включил телевизор, стоявший на островке, и полистал каналы, пока не нашел то, что искал.

Мне хотелось закричать, предупредить их, сказать, что в доме кто-то есть. Но все уже случилось. Передо мной были призраки прошлого, как будто я заново пересматривала фильм ужасов. И ничего не могла поделать. Не могла к ним прикоснуться. Не могла ничего изменить. Единственное, что было в моих силах, — это беспомощно наблюдать за страшной трагедией, разыгрывающейся у меня на глазах, за жуткими злодеяниями, на которые оказался способен тот парень.