С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов - страница 15

Несколько недель спустя группа саперов, наступавших в районе Рас-Медаввы, наткнулась на растерзанное тело одного из лейтенантов-танкистов, свисавшее с колючей проволоки перед руинами.

В тот день Африканский корпус впервые получил карты со схемами оборонительной системы Тобрука. Так как они были подготовлены нашими союзниками итальянцами, можно было ожидать, что мы получим их в неограниченном количестве. Но нет, нам достались только две карты. Одну забрал Роммель, другая ушла к Штрайху в 5-ю легкую дивизию.

На Роммеля произвело большое впечатление умелое размещение оборонительных позиций и неожиданная глубина обороны в целом. Карты отличались точностью, характерной для воздушной разведки, что вызывало некоторые сомнения. Штрайх не верил, что Тобрук действительно так сильно укреплен.

Мы разошлись по своим жилицам, только когда опустилась ночь.

В последние апрельские дни девизом Роммеля было: «Все на Тобрук!» В это же время прибыла остальная часть 5-й легкой дивизии. 15-ю танковую дивизию в ускоренном темпе перебрасывали через Средиземное море. Пехотные подразделения доставили в Дерну. Прибывали также и итальянские подразделения. День за днем кольцо вокруг Тобрука сжималось все плотнее.

Роммель с утра до поздней ночи пропадал на передовой. Казалось, что снаряды британской и австралийской артиллерии просто гоняются за ним. Через несколько дней не было никого, даже среди нас, его штабных офицеров, кто лучше Роммеля знал бы дороги пустыни и дальность стрельбы тобрукских орудий. Офицером штаба стал теперь и лейтенант Берндт, человек Геббельса, с которым я познакомился под Мраморной Аркой. Подполковник граф Шверин был отозван из похода на Мурзук – куда мне так и не удалось попасть – и назначен командовать позицией на прибрежной дороге на восточных подступах к Тобруку. В этом секторе планировалась атака саперов.

Несколько дней Роммель ездил на передовую на своем «мамонте». Этот грузовик хорошо защищал его от пикирующих бомбардировщиков, воздушного обстрела и шрапнели – чего-чего, а уж этого во время наших ежедневных поездок было предостаточно. Но Роммель обычно сидел на крыше, свесив ноги в открытую дверь. Альдингер, с которым Роммель воевал во время Первой мировой войны, и тут всегда был рядом с ним.

Где бы ни появлялся генерал, он заражал своим энтузиазмом и энергией военных всех званий. Он не терпел подчиненных, лишенных энтузиазма и энергии, и был беспощаден к тем, кто проявлял недостаточно инициативы. Вон! И они тут же возвращались в Германию.

Наши поездки на передовую начинались рано утром, а заканчивались порой после наступления ночи. Роммель иногда забирал руль у своего уставшего водителя. Он умел прекрасно чувствовать направление и обладал сверхъестественной способностью ориентироваться по звездам.

Когда мы заезжали на передовую штаб-квартиру к западу от Белого дома, Элерт частенько сразу же отсылал меня назад с каким-нибудь письменным приказом командирам, бормоча, что я, в конце концов, хорошо знаю дорогу. Каждый вечер Роммель что-то обсуждал с фон дем Борном и Элертом. Его вестовой, Гюнтер, готовил ему простую пищу, а затем Роммель садился за обязательное ежедневное письмо своей жене и сыну Манфреду.

В эти дни Роммель лично участвовал во всех атаках на любом участке тобрукских укреплений – не в штабе атакующего подразделения, а в составе атакующей части. Зачастую, к досаде оперативного отдела штаба, он сам отдавал приказы на месте, меняя планы в соответствии с обстановкой. Подчиненные ему командиры считали это настоящей занозой в заднице и бурно возмущались.

Атака графа Шверина на восточные оборонительные сооружения Тобрука после ожесточенного боя провалилась. Странно, что Роммель в это время, похоже, не проявлял интереса к восточному сектору. Он теперь подъезжал к крепости со стороны сектора Эль-Адем – Акрома. Лично я предпочитал сектор между прибрежной дорогой к востоку от Тобрука и дорогой к югу от Эль-Адема и жалел, что во время боевого планирования им, похоже, пренебрегли. Но я научился быть осмотрительным после моей неудачной попытки под Пиластрино дать Роммелю совет и держал свои мысли при себе.