Säcken - страница 10

", после чего большой палец, остолбенев, замер над клавиатурой. Мэл знала, что это страх перед чем-то, поэтому овладела собой и напечатала еще два слова: "дух" и "водяной".

-Что же она могла натворить, - едва слышно бормотала Мэл. - что повлекло такое наказание? За что же, твою мать!?

Она забила в поисковик "утопленники", но запрос не отправила: её разум отказывался дописывать слова, сужавшие область поиска. Вместо этого она заставила движок отыскать ей материалы, связанные непосредственно с Джоанной. Первая же ссылка вела на сайт департамента, где она работала. Мэл проследовала по ней. Открылась страница, на которой фото Джоанны, (не характерное, потому что она очень старательно не улыбалась, и Мэл сразу же нарекла образ "королевой ботанов") занимало большую часть. Зато в левом верхнем углу было окошко, а рядом с ним ручная лупа. Мэл ткнула в него пальцем и затем напечатала "утопленник", "петух", "Саксония", "мешок". Экран снова ярко вспыхнул, после чего открылась абракадабра выдержек из текстов исторического журнала. Мэл уселась на лондонскую землю, оперлась спиной о дерево и стала читать внимательней. Скролинг продолжился, но на словах "poenacullei" прекратился. "Казнь такая", прочитала она и запросила открыть страницу.

Сайт потребовал ввести данные аккаунта, и Мэл ввела личные пароли Джоанны, - когда-то она дала ей их, в надежде что Мэл всерьез займется докторской диссертацией. "Вот и пригодились", - подумала она, но, обнаружив текст на юстинианской латыни, закачала головой как и в те дни, - "Джо, да не по моим зубам это". Она принялась читать вслух, медленно и вдумчиво, параллельно озвучивая варианты толкования, оценивая их соответствие "казни такой".

Казнь такая из новых, для преступлений самых отвратительных. За убийство родителя. Мэл переместила страницу вниз. Nequegladio, открылись строки.

neque gladio neque ignibus neque ulli alii solemni poenae subiugetur, sed insutus culeo cum cane et gallo gallinaceo et vipera et simia

Ни меч, ни огонь, ни любое другое привычное возмездие мерой не избираются. Зашивают преступника в мешок вместе с собакой, петухом, змеей и обезьяной.

Строчки расплылись перед глазами Мэл. Звуки были прочитаны, но словно не хотели рассеиваться в ночном воздухе. Мэл запрокинула назад голову и, дрожа от ужаса, долго смотрела в черное небо.

собакой, петухом, змеей и обезьяной, и темницу эту бросают в море или реку, смотря чем располагает местность, дабы не встретив еще смерти, познал он нужду устрашающую, без воздуха, радость жизни дарующего, и земли, опорой будущей и в погребении.

Мэл трясло. Легкие жгло, словно воздух вдруг обратился льдом.

Poena Cullei. Sдcken. Казнь зашиванием в мешок.

Далее шли комментарии и заметки, но никто не высказывался четко, каким должно было быть убийство, чтобы приговор оказался таким. Мэл предположила, что описанный способ может быть каким-то символом, но тотчас отбросила за бессмысленностью. Poena даже в античных источниках упоминалась, как нечто древнее. Садистский обряд. Что веками пытались искоренить, строя юридическую систему, и даже получилось, - но однажды в результате схоластического эксперимента мера обрела новую жизнь. "Последний раз" - едва дыша, читала Мэл, - "данный приговор был вынесен женщине в Саксонии за детоубийство".

Кожаный ком на полу комнаты. Оболочка не высвобождающая, как ни растягивай.

"Последний крик петуха" - следовало дальше в тексте, - "как в традиции крест на могиле, служит ориентиром для обнаружения места затопления". Kikeriki, кричал для нее петух, но она не придала значения. А надо было.

И захлебнувшаяся женщина тоже говорила. Что хотела она передать, покусанная и заклеванная петухом, собакой, змеей и обезьяной, истекающая кровью под их когтями, спеленатая кожаным сморщивающимся мешком?

Что просочившаяся вода заполнила легкие и принесла облегчение? Или наоборот несла муки еще более страшные?

С близкими Джоанны у Мэл не сложилось. В первый раз, встретившись за ужином в ресторане отеля, куда по приезду родители и сестра пригласили ее, все были раздавлены страшной потерей, и не делили горе на свое и постороннее. Говорили друг другу слова сочувствия, ободряли и интересовались пустяками. Вторая встреча оказалась диаметрально противоположна первой: слова не способны были воссоздать мир, и вечер прошел практически в молчании. Отец Джоанны сидел, уставившись в тарелку, и если отвлекался, то исключительно для того, чтобы перебить Мэл и спросить, почему же она так неожиданно улетела в Лондон, может была между ними ссора?