Сага Форта Росс - страница 10

Ротчев взглянул на большие часы, висевшие на стене гостиной.

— О-о! Смотрите-ка, который час! Не пора-ли укладываться спать, а то мы так и до утра проговорим.

Он провел Елену в спальню, а также показал Анне комнату, приготовленную для нее. Обе спальни были скромно, но уютно обставлены и стены комнат тоже оклеены веселыми светлыми обоями, чтобы скрыть темные, тяжелые брусы красного дерева из которого был построен дом. В обеих комнатах хлопотала живая, энергичная Дуняша, привезенная Еленой из своего петербургского дома. Она с детских лет была приставлена служить Елене и хорошо знала все привычки своей молодой барыни, которую она продолжала, по-прежнему, величать «княжной». Ей помогала черноволосая, босоногая девушка со слегка суженными разрезами глаз, очевидно креолка, дочь русского охотника и индианки или алеутки.

— О, это Маша. Леночка, дорогая, я выбрал Машу в помощь твоей горничной Дуне. Она хорошая, опрятная девушка и, надеюсь, вместе с Дуней, справится со своими обязанностями служить тебе и Анне. Маша — местная девушка, родившаяся здесь в Форте Росс. Отец ее, русский промышленный, умер несколько лет тому назад. Я думаю, Маша была одной из первых, родившихся в этой колонии. Сколько тебе лет, Маша?

Приятное, красивое, немного кругловатое лицо девушки расплылось от улыбки, сморщив ее немного широкий нос и сузив и без того узкие глаза.

— Мне уже шестнадцать лет, Лександр Гаврилыч, — и девушка опять блеснула своими ровными, белыми, жемчужными зубами.

— Ну, Леночка и Анна — Маша будет служить вам, я уверен, верой и правдой. Она смышленая и быстро научится. Так что от вас зависит, как сделать из нее хорошую горничную. Маша, это твоя барыня…

Маша, осторожно переступая босыми ногами, подошла к Елене, и, низко нагнувшись, поцеловала ей руку. Она так же церемонно, очевидно заранее наученная, чмокнула руку Анны.

Дуня с Машей уже успели распаковать чемоданы и сундуки Ротчевой и Анны и разложить и развесить горы чудных туалетов, которые казались таким анахронизмом в этой калифорнийской глуши, где, казалось, нужно было носить грубую простую одежду и грубые сапоги, вместо нескольких дюжин красивых, модных и изящных туфелек, привезенных сюда обеими женщинами.

Ротчев, критически, посмотрел на горы платьев и рассмеялся:

— Боюсь, что вам не придется часто носить этих платьев. Ведь, здесь-же нет людей вашего круга, кроме нескольких простых женщин, жен наших промышленных, а из иностранцев — тут недалеко, верстах в двадцати живет «бостонец» Макинтош, по правде сказать, жуликоватая особа, да несколько испанских семей еще дальше, верстах в ста. Так что, ближе, чем сто верст от нас вы не найдете ни одной семьи. Хотя, нам не мешало бы завести более дружественные отношения с испанцами. Вот, с вашим приездом, мы займемся дипломатией, сможем ездить в испанские миссии, да и они теперь будут охотнее ездить к нам, зная, что у меня есть теперь жена…

— Я не собираюсь модничать здесь, Саша, — запротестовала жена, — будет случай, оденемся, а нет — так и в простых платьях походим. Мы с Анной не приехали наряжаться, а работать и помогать тебе, чтобы ты мог гордиться русской женщиной.

— Как можно не гордиться моей красавицей! — Ротчев крепко обнял Елену.

— Пожалуйста, Саша, не старайся развлекать нас. Твой долг — делать свое дело, делать большое русское дело и делать так, чтобы наша страна гордилась тобой, чтобы тебя помнили так же, как помнят Баранова и Кускова. Я же буду всегда с тобой, около тебя, помогать тебе в этом деле. Все, что мне нужно здесь, это твое общество.

Ротчев влюбленно посмотрел на нее и крепко поцеловал, потом взял обе ее руки и осыпал их поцелуями. — Золотко мое… — все, что он мог сказать. Елена наконец с улыбкой, отняла от него руки.

— Ну, хорошо, Саша. Выйди, пока, из спальни. Дуня поможет мне раздеться… Пора и спать!..

Солнце было уже довольно высоко на небе, поднявшись над холмами, загораживающими Форт Росс с востока, и весело заливало своими лучами сразу как-то подновившийся и повеселевший поселок, когда Елена проснулась и заметила, что уже поздно. Ее мужа уже давно не было в комнате; управление колонией требовало постоянного внимания и неустанного контроля. Обыкновенно, с раннего утра, вместе с рабочими и служащими поселка, он уже был на ногах.