Салка Валка - страница 6

стр.

Сигурлина и ее дочь сели на одну из последних скамеек. Народ все прибывал. Большинство приходили с улицы, но кое-кто и из этого же дома. Тут были мужчины, почтенные и благонравные, бесшабашные и неверующие, и женщины в будничной одежде, молодые и постарше, они потихоньку оглядывались вокруг, перешептывались и жеманно хихикали друг дружке в плечо. Женщины уселись на лавках, мужчины стояли за их спинами и ухмылялись, не упуская случая щипнуть за бока то одну, то другую. От благоговейного трепета, насыщавшего атмосферу, у девиц перехватывало дыхание; и непременно в тот самый момент, когда их голосовые связки были настроены на самую высокую ноту, из их груди вырывался положенный в таких случаях визг, который они пытались замаскировать усмешкой. Этот визг должен был выражать естественную женскую стыдливость и возмущение непристойным поведением мужчин.

По кругу пошел последний выпуск листка «Воинственный клич», выпускаемого штаб-квартирой Армии спасения. Его закупили в нескольких экземплярах с занесением стоимости в личные счета покупателей в лавке Йохана Богесена. Теперь листок рвали на мелкие кусочки и скатывали в шарики, которые во время собрания служили единственным средством общения между верующими. Мужчины ловко запускали ими в предмет своего обожания.

Хвала господу, хвала господу, отзовемся на зов его.
Хвала господу, хвала господу. Вечной радости торжество.
Ради сына деяний, о, придите к отцу,
Благодарность за милость возносите творцу.[1]

Какая чудесная песнь! Разве это не удивительно? Явиться сюда после холода, темноты, штормового моря и полной неизвестности и растворить все свои печали и обиды в нежных звуках песни? Да, это и вправду промысел божий — очутиться среди этих набожных, благочестивых людей, сидящих на возвышении с музыкальными инструментами в руках. Кроме капитана, Сигурлина не знала никого, но, внимательно присматриваясь к каждому из них, она пришла к выводу, что все они намного превосходят ее и ей подобных и, должно быть, высоко ценятся господом богом, потому что они познали Христа. Какое блаженство и какое счастье познать Христа и обладать даром игры на мандолине или хотя бы иметь возможность ударять в барабан. Подумать только, долговязая женщина с торчащими, как у моржа, клыками, та, что стоит за спиной капитана, она тоже познала Христа и имеет право стоять на возвышении и петь.

Вот только поведение молодежи казалось странным. Парни ни на минуту не оставляли девушек в покое. Они придумывали все новые и новые проделки, и хотя девушки делали вид, что поглощены пением и ничего не видят и не слышат, нетрудно было заметить, что им далеко не безразлично, чем заняты парни. Их пение было лишено настоящей серьезности, то и дело слышался визг, и гимн заканчивался хихиканьем и смехом. Девочка с огромнейшим интересом следила за каждым движением в зале. Она едва могла усидеть на месте, и больше всего ей хотелось стукнуть уродливого черноволосого парня. Он вес время толкал скамейку, на которой сидели четыре девушки, и норовил опрокинуть ее. Девочка возмущалась его недостойным поведением и никак не могла понять, почему девушки не отчитают парня или не пожалуются на него капитану. Гораздо хуже было потом. После первой песни, когда капитан, закрыв глаза, начал читать трогательную молитву на непонятном языке, парни дошли до того, что стали издавать непристойные звуки. Одни девушки хихикали, другие фыркали и неодобрительно шикали.

Коль, бурю пророча, сгущаются тучи,
И ветер крепчает, и волны все круче,
Коль в мире все меньше друзей моих лучших,
Спешу, Иисусе, к тебе.
Коль я одиноко блуждаю в пустыне
И дух мой о счастье томится в унынье,
Коль мимо все люди проходят отныне,
Спешу, Иисусе, к тебе.
Коль сердце тоскует по светлым высотам
И скука томит его тягостным гнетом,
Коль горькая тяжесть ляжет на сердце,
Спешу, Иисусе, к тебе.

После этой песни на подмостки вступила худосочная женщина с голодными глазами и жидкими космами волос. Голос у нее был скрипучий, резкие складки вокруг рта как бы говорили: «О, как ты жесток, мой господь!» Следуя примеру своего начальника, она во время речи закрыла голодные глаза и обратила лицо к королю славы, позволив благословенной улыбке осветить свое скорбное чело.