Салют на Неве - страница 5

Ровно в десять часов в безоблачном небе показались германские самолеты. Снова загрохотали зенитки, и вдалеке раздались глухие взрывы сброшенных бомб. С госпитального двора было видно, как краснофлотец, дежуривший на башне, цепляясь за перила вышки, вывешивал огромное полотнище флага. Все улыбнулись при виде этого запоздалого и ненужного сигнала. Маленький деревянный городок, разбросанный на узкой полоске земли между морем и лесом, и без того знал о налете. Повсюду звенели разбитые стекла и колыхалась рыхлая песчаная почва. Самолеты, наскоро сбросив бомбы, круто повернули на север и благополучно укрылись на аэродромах «нейтральной» Финляндии. Через полчаса прилетела новая эскадрилья. Немецкие «ассы» явно бравировали своим пренебрежением к стрельбе наших зениток. Они не верили еще в силу русского оружия и кружились так низко над крышами зданий, что тени их машин черными пятнами скользили по бесчисленным ханковским цветникам. Бомбы падали в залив, на скалы или в заросли леса. Ни убитых, ни раненых не было.

В полдень из штаба базы пришел приказ прекратить ношение летних фуражек: их белые круги слишком ярко выделялись при наблюдении с воздуха. Моя зимняя фуражка осталась дома, в трех километрах от госпиталя, и начальник «обозно-вещевого довольствия», составив сложный реестр, с душевной болью выдал мне новую.

В обеденный час в госпиталь неожиданно приехал командир базы генерал-майор Кабанов, мужчина атлетического телосложения и доброй, широкой души. Он и до войны нередко бывал у нас. К медицине генерал питал уважение и любил иногда принять хвойную ванну или выпить глоток-другой какой-нибудь сладкой микстуры. Выслушивать его стестоскопом было трудно из-за громадного роста. Чтобы дотянуться до могучей генеральской груди, Шуре приходилось становиться на скамейку.

Сегодня после бессонной ночи Кабанов решил освежиться и принять прохладительный душ (госпитальный душ считался в городе лучшим). Выйдя из душевой, с еще непросохшими волосами и раскрасневшимся, усталым лицом, он заглянул в кают-компанию. Лукин, по-военному вытянувшись, вскочил из-за стола и мелким шагом бросился к генералу. Кабанов поздоровался и сел. Его сразу забросали вопросами.

— Как Финляндия? Будет ли она воевать с нами или действительно останется нейтральной?

— Конечно, будет, — ответил Кабанов, прихлебывая из огромной кружки пенистый хлебный квас, только что принесенный из погреба. — Вы же видите, товарищи доктора, что финскими аэродромами полностью распоряжаются немцы. Кроме того, мне известно, что финны установили вокруг Ханко, главным образом на островах, сотни дальнобойных орудий. На наблюдательных вышках, разбросанных в шхерах, сидят германские офицеры. В заливе сосредоточены большие и малые корабли для высадки на полуостров морского десанта.

— Значит, финны в любой момент готовы напасть на нас? — не вытерпев, воскликнула Шура.

Кабанов кивнул головой.

— Мне известно также, что на перешейке уже стоят в ожидании боя немецкие дивизии и ударные финские части. Все эти соединения прошли специальную подготовку для боевых действий в условиях скалистой местности. Как вы считаете — можно ли верить теперь в так называемый «нейтралитет» Финляндии?

— Скажите, товарищ генерал, достаточно ли надежна оборона нашего Ханко? — обратился к Кабанову Лукин. — Успели ли мы укрепить свои рубежи?

— В этом отношении мы можем быть совершенно спокойны. Вдоль морской и сухопутной границы вырыты окопы, сделаны мощные ряды проволочных заграждений и противотанковых рвов, построено множество дзотов, заминированы вода и суша…

Кабанов залпом допил квас и встал.

— До свиданья, — пробасил он, обращаясь ко всем присутствующим. — Каждую минуту могут быть раненые. Будьте готовы к их приему, товарищи.

Он козырнул и вышел. В раскрытое окно со двора послышался шум отъезжающей машины.

23 июня, около пяти часов дня, на ханковском железнодорожном вокзале собралось много людей. Все с нетерпением ждали отхода очередного пассажирского поезда на Выборг. Пройдет ли он через границу или будет задержан финнами? Пассажиры, почти одни дети и женщины, не успевшие уехать накануне, задолго до подачи состава разместились в вагонах, стоявших на запасных путях. Перрон был полон провожающих. Перед киосками с мороженым и прохладительными напитками выстроились длинные очереди. По мере приближения к пяти часам нервное напряжение возрастало. Многие с тревогой поглядывали на небо, ожидая налета вражеской авиации. Однако ничто не нарушало безмолвия жаркого летнего дня. За пять минут до отправления поезда подали паровоз. Раздались прощальные поцелуи, стало тише. Запоздавшие пассажиры, с чемоданами в руках, настойчиво протискивались к подножкам вагонов. Вдруг на перроне показался растерянный начальник станции, в красной фуражке, сбившейся на затылок. Увидев среди провожающих капитана второго ранга Максимова, он подбежал к нему.