Сама невинность - страница 3

Мик не согласился с ним. Он арестовал молодого человека, и, не обращая внимания на его заявление, что он сэр Роджер Эллертон, сын графа, отвел его в полицейский участок Кэннон Роу, расположенный по соседству со Скотленд-ярдом, и предъявил обвинения в нахождении в пьяном виде в общественном месте и нанесении ущерба чужой собственности.

– Ты не можешь ар-р-р-рестовать меня, ты, ублюдок! – сэр Роджер выкрикнул ругательство, достойное портового грузчика, и врезал кулаком Мику по левой щеке.

Мик был крупным мужчиной, и хотя от удара сэра Роджера он на секунду увидел небо в алмазах, удар не свалил его с ног. Мик быстро отплатил ему тем же, и удивленный сэр Роджер упал на руки Энтони Фрая, дневного сержанта.

– Брось его в камеру, – приказал Мик, – где он сможет проспаться.

Энтони ухмыльнулся поверх откинувшейся на сторону головы сэра Роджера.

– Кажется, у тебя будет отличный фонарь под глазом, старичок.

– Тридцать шесть – это не старость, – процедил Мик сквозь стиснутые зубы.

– С днем рождения!

Мик ответил на эту реплику неприличным жестом, что только вызвало смех Энтони. Инспектор заполнил отчет о происшествии с сэром Роджером, добавив к уже предъявленным обвинениям обвинение в нападении на офицера полиции, и покинул полицейский участок. Он сел в омнибус до Пиккадили и провел следующие шесть часов, расследуя одно из своих незакрытых дел.

После трех часов пополудни по дороге в Скотленд-ярд Мик остановился около повозки уличного торговца на Кэннон Роу, намереваясь купить себе корнуэльский мясной пирог, но у торговца остались корнуэльские пироги только с бараниной. Он ненавидел баранину, ненавидел ее так же сильно, как он ненавидел «Манчестер Юнайтед»[2] и газетных журналистов. Всякому разумному человеку было хорошо известно, что единственной футбольной командой, стоящей чего-либо, была «Селтик»[3], не «Манчестер», а газетные журналисты были несчастьем всей жизни любого полицейского. Даже собакам не следовало давать баранину. Мик решил подождать до ужина.

Вернувшись в Скотленд-ярд, Мик пошел прямо в морг, намереваясь подтвердить, что женщина, спрыгнувшая с моста Тауэр, покончила жизнь самоубийством, и закрыть дело.

Если говорить о телах умерших людей, то утонувших можно считать одними из самых отвратительных, решил Мик, разглядывая покрытое синяками и раздувшееся тело, когда-то бывшее Джейн Анной Клэпхем и лежащее сейчас на столе в морге. Ил и грязь высохли и покрывали кожу женщины зеленовато-коричневыми пятнами, водоросли из Темзы все еще свисали с ее посиневших губ.

Мик посмотрел на двоих других мужчин, стоявших около стола, Ричарда Манро и Кэльвина Бекера. Кэл, хирург подразделения, безмятежно поедая булочку с сосиской из бумажного кулька, передал Мику отчет.

– Смерть в результате утопления, – Кэл протянул кулек Мику и продолжил. – Что же касается синяков, то они были получены посмертно, скорее всего, из-за того, что течение било тело о дно и камни.

Мик достал булочку с сосиской из кулька и засунул ее целиком в рот, изучая мертвое тело в процессе еды.

– Где речная полиция обнаружила тело?

– Около пристани Бастер. Она плыла по течению от моста Тауэр и застряла под пирсом. Там играли мальчишки, они ее и обнаружили.

– Очевидное самоубийство, не правда ли? – спросил Ричард. – Зачем взбираться на ограждение на мосту Тауэр, если ты не собираешься спрыгнуть?

– Когда она умерла? – поинтересовался Мик, глядя на Кэла.

– Сложно сказать. Самое позднее две недели назад.

Для Мика всё было ясно.

– Что-нибудь еще?

– Один загадочный момент, – ответил Ричард. – Когда мы осматривали ее квартиру в Бермондси[4], то нашли предсмертную записку, адресованную ее сыну.

– Что в этом странного?

– Ее сын мертв уже пятнадцать лет.

Эта информация не заинтересовала Мика настолько, чтобы ему захотелось провести дополнительное расследование, а список незавершенных дел, за которые он отвечал, и так был большой.

– Она была пожилой женщиной, и, вероятно, не в своем уме. Давайте закроем дело, джентльмены.

Ричард засунул руку в карман и достал несколько свернутых листков бумаги.