Самая долгая ночь - страница 13

Маус снова кивнул. Не иначе как Лански умел читать чужие мысли. Потому что, положа руку на сердце, он уже успел продумать и такой вариант.

Хорст Пройсс стоял посередине амстердамской улицы Плантаге Мидденлаан и слышал, как в здании «Еврейского театра» завывают и причитают евреи. Их загнали сюда примерно час назад, и они все равно продолжали выть и причитать, причем так громко, что их было слышно даже на улице.

День уже с раннего утра обещал быть хорошим, теплым и безоблачным. Пройсс посмотрел на небо, пытаясь не обращать внимания на долетавшие до него еврейские стенания. Интересно, подумал он, какая сейчас погода в Вене? А что сейчас делает Марта? Он посмотрел на часы. Наверное, одевается и собирается на работу.

— Мы здесь закончили, как я понимаю? — спросил стоявший рядом с ним голландский полицейский. Его вопрос вернул Пройсса из австрийских грез на землю. Он обернулся и посмотрел на человека, следовавшего за ним по пятам как тень. Пит де Гроот, детектив, переданный Службе безопасности в качестве связующего звена для координации действий с полицией Амстердама. Де Гроот был в тесном для его габаритов темно-синем костюме. Шляпу он держал в руке. Тридцать пять лет. Светлые, стремительно редеющие волосы. Одутловатое лицо и уже порядком расплывшаяся фигура. Что-то не видно, чтобы нормирование продуктов питания на нем сказалось, подумал Пройсс.

Кстати, по-немецки толстый голландец говорил вполне прилично.

— Все сходится. Триста пятьдесят девять человек. Точно. Все соответствует вашему списку. — Де Гроот помахал в воздухе стопкой листов. Это были списки тех, кто сегодня подлежал аресту.

Пройсс посмотрел на де Гроота. Лицо детектива сохраняло обычное кислое выражение. Впрочем, неважно. За акцию отвечает он, Пройсс, и если де Грооту не нравится его работа, то это уже его собственные проблемы.

Пройсс перешел на голландский, гордый тем, что говорит на этом языке лучше, чем толстяк-полицейский — по-немецки. Точно так же он не так давно гордился своим знанием русского.

— Ваши люди как всегда оказались надежными помощниками, — сказал он де Грооту. — Передайте мою благодарность вашему молодому капралу. — Он указал на амстердамского жандарма в синем мундире и высокой фуражке, стоявшего вместе с несколькими другими полицейскими у входа в театр. Они с де Гроотом лишь руководили операцией, ее непосредственными исполнителями были полицейские.

— Разумеется, — отозвался де Гроот, уже на родном языке. Было ясно, что ему не терпится поскорее отсюда уйти.

— Можете идти, — разрешил Пройсс. — Я немного задержусь. Сегодня такой прекрасный день. Пожалуй, немного пройдусь пешком. Пусть машина отправится на Ойтерпестраат и остается там.

— Как пожелаете, — ответил де Гроот и, нахлобучив шляпу, дурашливо отсалютовал прижатым к ее полям пальцем, после чего зашагал к черному БМВ. Сев машину, он повернул ключ зажигания и тронулся с места. Рокот мотора неприятно резанул Пройссу слух, совсем как причитания запертых в театре евреев.

Сегодняшняя акция прошла удачно. Евреи давно перестали, получив повестку, являться на место сбора, — теперь они все отлично понимали, — хотя по-прежнему не создавали особых проблем. Никакого сопротивления с их стороны, во всяком случае, в отношении полицейских. Полицейский капрал — молодой и в отличие от де Гроота ретивый — на рассвете вытаскивал евреев из их домов и выталкивал на улицу еще до того, как большинство жителей Амстердама успевали проснуться. Затем капрал и его подчиненные как всегда пригнали их в театр и заперли. В понедельник их погонят к железнодорожному вокзалу, до которого отсюда два километра, загрузят в поезд и отправят в Вестерборк. Пройсс избавит город от трехсот сорока девяти евреев и запишет их на свой счет.

Он зашагал по Плантаге Мидденлаан на запад. До его слуха доносились звуки утреннего города. Амстердамцы шли пешком или, то и дело нажимая на звонки, ехали на велосипедах, и производимый ими шум заглушал крики и вой, доносившиеся из здания театра. По рельсам, проходившим по широкому бульвару, прогрохотал трамвай.

Большинство людей, мимо которых он проходил, отворачивались, заметив его серую форму с рунами на петлицах и фуражку с мертвой головой на тулье, что указывало на его принадлежность к СС. Впрочем, когда Пройсс сел за столик залитого утренним солнцем уличного кафе и заказал официанту кофе, он не стал придавать этому особое значение. Официант, заметив на его левом рукаве нашивку офицера СД — черный ромб с серебром, еле заметно улыбнулся и поспешил выполнить заказ. Даже официанты уважали и опасались людей из Sicherheitsdienst, зловещего полицейского подразделения СС. Так что за столиком кафе он мог чувствовать себя в такой же безопасности, что и в Вене. Но только не в России. В России у партизан имелись автоматы, и они с великим удовольствием стреляли в тех, у кого на рукаве мундира красовалась нашивка СД.