Самая долгая ночь - страница 18

— Ты худший из евреев, — Каген перешел на английский. — Именно из-за таких, как ты, неевреи считают всех нас такими, как ты. Тебе нужны лишь деньги, остальное тебя не интересует.

— Я не из тех, кто убивает женщин, — парировал Маус, не отводя взгляда.

— Хватит, кому сказано, — бросил ему одноглазый, угрожающе понизив голос. — Я за это отвечаю… за все это… я тут старший… и ты должен относиться ко мне с уважением. Даже твой окаянный поляк сказал, что ты должен делать то, что я говорю…

— Leek mich am Arsch, — парировал Маус и, нажав локтем на подлокотник кресла, сбросил содержимое пепельницы на колени Кагену. — Ты самый обычный головорез и ничуть не главнее меня, понял? Значит, я гангстер? — Маус сделал акцент на последнем слове. — Так что можешь поцеловать меня в зад. — На этот раз первым отвел взгляд Каген. Он стряхнул с брюк окурки и пепел и, не сказав ни слова, повернулся к иллюминатору.

Путешествие будет долгим, очень долгим, подумал Маус. Летающую лодку снова тряхнуло, и он вцепился в подлокотник кресла и сжал ногами стоящий на полу портфель.

Река вздохнула с облегчением. Шаги у нее над головой стихли, переместившись в дальний конец магазина.

— Пронесло, — еле слышно произнес Иоганнес. — На этот раз пронесло.

Они не ожидали услышать, как звякнет подвешенный над входной дверью магазина колокольчик, и лишь благодаря Хенрику еле успели вернуться обратно в подвал.

В тусклом свете единственной электрической лампочки, освещавшей подвал с низким потолком, Река посмотрела на Иоганнеса и двух других людей. Это были Аннье и ее слабоумный брат Мартин. Аннье стояла, опустив голову, тогда как Мартин, после того как убрали лестницу, что-то то ли бормотал, то ли напевал себе под нос. Неожиданно он перестал бубнить и спросил:

— Еврейка?

Он задавал этот вопрос так часто, что она даже перестала на него сердиться.

— Да, Мартин, Река — еврейка, — терпеливо ответила Аннье.

Мартин, как обычно, скорчил дурацкую физиономию.

— Евреи, евреи, я чую еврейский дух, — произнес он, растягивая слова. Что здесь можно учуять, подумала Река, кроме вони экскрементов из стоявшего в углу ведра, кое-как прикрытого тряпкой. Аннье сердито шикнула на брата.

Вскоре сверху донесся скрежет отодвигаемого в сторону бюро, а затем скрип и стук. Кто-то открыл крышку люка.

— Все в порядке! — сообщил им Хенрик. — Обычный запоздалый покупатель.

Иоганнес приставил лестницу, и через мгновение они уже стояли в задней комнате магазина подержанной одежды. Хенрик закрыл люк и задвинул на него бюро. Старик, который вечно нервничал, вытер со лба пот.

— Я больше не могу, — честно признался он. — Вам нужно найти новое место.

— Никто не знает о нас, — ответил ему Иоганнес. — Мы прячемся здесь вот уже несколько недель, но никто ничего не заподозрил.

Хенрик покачал головой.

— Это не имеет никакого значения. Мои нервы на пределе. Я этого больше не вынесу. Вы должны уйти, — сказал он.

Его слова не удивили Реку. Со вчерашнего дня, когда она вернулась с залитым кровью лицом, оцарапанным осколком брошенной Герритом гранаты, Хенрик от злости не находил себе места. Просто поразительно, что ему хватило мужества сообщить им, что он больше не намерен прятать их у себя.

Однако Иоганнес, услышав слова Хенрика, нахмурился. Владелец магазина из товарища по движению Сопротивления, превратился в испуганного старика. Иоганнес был мастер попугать Хенрика.

— У тебя записка для меня? — спросил Иоганнес, указывая на клочок бумаги в руке старика. Как глупо он поступил, записав все на листке бумаги, подумала Река. И пусть старик поступил так лишь потому, что боялся забыть, все равно это было непростительно глупо. Схвати его полиция или гестапо, старикану не сносить головы.

Иоганнес забрал у Хенрика бумажку, прочитал ее и, разорвав на мелкие клочки, положил в пепельницу и поджег. Клочки превратились в хлопья пепла.

После запугивания людей, второй страстью Иоганнеса была склонность к драматическим эффектам.

— Они хотят, чтобы мы встретились с каким-то стариком, — произнес Иоганнес. — Его следует привезти в город и прятать до тех пор, пока за ним не приедут.