Самая долгая секунда - страница 4

Нет.

Я не знал, что у меня была тысяча долларов. Теперь я понял, почему оказался в двухместной палате и почему такое светило как доктор Стоун сразу же сделал мне операцию. Ведь обычно пациентам, которых привозит полиция, не уделяют столько внимания.

Значит, у меня было 1000 долларов. Сантини внимательно следил за моей реакцией и пытался определить по выражению моего лица, как это сообщение подействовало на меня. Но мое лицо осталось бесстрастным.

Сантини вынул незажженную сигарету изо рта, повертел ее в руках и снова засунул в рот.

— Согласитесь, что не часто приходится находить на улице человека с перерезанным горлом. Особенно если на нем из одежды только пара ботинок, — сказал он, ни на кого не смотря.

Вдруг он пристально посмотрел на меня. Он производил впечатление человека очень эмоционального и безжалостного. Его карие близко посаженные глаза смотрели на меня холодно и неприязненно, во взгляде читалось любопытство и тщательно скрываемая ярость.

Я посмотрел на него и остро почувствовал его враждебность по отношению ко мне. Но я никак не мог себе этого объяснить. Этот человек представлял для меня опасность, но я никак не мог понять почему. Мне было совершенно непонятно, чем могли его заинтересовать мои личные проблемы. Ведь в конце концов жертвой был я. Может быть, я сам себя ранил, но даже если и так, разве это касалось его каким-нибудь образом?

Наконец он отвел взгляд и посмотрел на доктора Минора.

— Доктор, часто ли вы находите на улице человека с перерезанным горлом и тысячедолларовой банкнотой в ботинке?

— Не часто, — ответил тот.

Сантини пожал плечами.

— Доктор говорит, что не часто, — сказал он. — Что касается меня, то я еще ни разу не сталкивался с таким случаем. — Он опять посмотрел на меня. — Ваши ботинки мало что говорят. Мы попробовали выяснить их происхождение. Это хорошие дорогие ботинки. Сотрудник полиции не может себе позволить купить такие.

— А что с отпечатками пальцев? — спросил доктор Минор. — И этот старый шрам на спине?

— Да, да. Отпечатки пальцев и старый шрам, — ответил Сантини, как будто что-то вспомнил. — Мы искали в нашем собственном архиве и не нашли там его пальчиков. Потом мы сделали запрос в ФБР и тоже получили отрицательный ответ. Теперь уже сделаны запросы в архивы армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил. Возможно, там найдется что-нибудь. Но пока ответа мы еще не получили. — Он опять посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

— Мне кажется, вы притворяетесь, — сказал он. — И я не верю вам ни на йоту. Уверен, что вы симулируете потерю памяти. Я придерживаюсь указаний врача и не заставляю вас пока говорить. Но вам не удастся внушить мне, что вы совершенно ничего не можете вспомнить. Вы наверняка что-то скрываете.

— Я не думаю, что он что-то скрывает, — возразил доктор Минор. — Симулировать потерю памяти очень трудно.

Теперь я понял, почему Сантини относился ко мне с недоверием. Но этот человек совершенно не интересовал меня, и, кроме того, у меня не было возможности поговорить с ним об этом.

— Женщина утверждает, конечно, что никогда вас раньше не видела, — продолжал Сантини задумчиво.

Женщина? Какая женщина? О ком он говорит?

Детектив снова пристально посмотрел на меня. Я пошевелил губами и произнес беззвучно:

— Кто?

— Женщина, которая вас нашла?

Да.

— Ее зовут Бианка Хилл. Говорит ли вам что-нибудь это имя?

Нет.

— Насколько я знаю, это хорошая и порядочная женщина. Она нашла вас на пороге своего дома. Вы были в крови. Она вызвала полицию, затем присела около вас на корточки, зажала пальцами вашу рану и сидела так до тех пор, пока не приехала скорая помощь.

Сначала я думал, что от смерти меня спас доктор Стоун, сделав срочную операцию. Теперь я узнал еще, что какая-то женщина по имени Бианка Хилл сидела на пороге своего дома и спасала меня от смерти от потери крови. Зачем?

Сантини наконец закурил.

— Я ухожу, — сказал он. — Но мы еще побеседуем с вами. Пока у вас еще постельный режим.

В этот день после обеда Меркле выписали из больницы. Перед уходом он записал мне свой адрес и телефон и попросил, чтобы я позвонил ему. После того как он ушел, в палате стало тихо, но я не скучал по нему. Я лежал и думал. Я вспомнил многое, но никак не мог увязать это в одно целое и вписать каким-то образом в свою жизнь. Я знал, например, что и прежде бывал в Нью-Йорке. Я знал Пятую авеню и Таймс Сквер. Но никак не мог вспомнить, жил ли я когда-нибудь в Нью-Йорке постоянно.