Самая высокая лестница - страница 29

Детское заблуждение, которое сопутствовало Марии Ниловне долгие годы, окрашивало её жизнь тёплым романтическим цветом. И то, что природа создала её похожей на великого баснописца, усиливало, упрочивало её заблуждение. Она ни на что не претендовала, и вся её слава ограничивалась маленьким городком и пионерской дружиной седьмой железнодорожной школы.

Обо всём этом я думал, сидя на венском стуле в комнате, где так приятно пахло свежевымытыми полами, а за окнами покачивались стебли мальвы с лиловыми цветами-граммофончиками. И Иван Андреевич Крылов, сидящий за спиной своей самозванной внучки, был полностью на стороне её счастливого заблуждения, признавал её веткой своего дерева.

На обратном пути, оставляя следы в густой уличной пыли, я спросил своего очкастого чудака в потёртых штанах:

— Вы уверены, что она внучка Крылова?

Он посмотрел на меня поверх очков — в его взгляде засветилась ласковая ирония:

— Тут приезжал один учёный из Москвы. Всё допытывался: «А вы можете доказать своё родство с Иваном Андреевичем?» Тогда старушка обдала его непроницаемым крыловским взглядом и сказала: «Зачем доказывать? И так все знают…»

Вот и вся история.

Вы слышали сказку о том, что дети растут на деревьях? Среди ветвей и листьев они набираются сил. Ветер качает деревья, а им только весело, детям. Им весело и смешно, и они ещё помогают ветру, добавляют качки. Придёт пора, и деревья осиротеют, дети перестанут быть детьми, спрыгнут на землю, упадут, как спелое яблоко. И уже нет возврата. Но человек до конца дней будет вспоминать свою веточку на дереве.

Да какая же это сказка?! Идёмте, идёмте, я покажу вам деревья, на которых растут дети. Покажу дерево, на котором вырос сам. И веточку свою найду… если только её не обломили.

Три кряжистых, старых тополя были моими первыми деревьями. С тех пор как я их увидел, мной овладела мечта залезть на макушку. Я был уверен, что с высоты я увижу нечто такое, что никогда не разглядишь на земле. Не думайте, что так просто забраться на дерево, тем более что внизу наши тополя были толщиной в два обхвата и ветки здесь не росли. В первый раз, когда я, подобно альпинисту, полез по наклонному стволу, нащупывая носком ботинка каждый бугорок, за который можно зацепиться, я оступился и съехал вниз. Порвал рубашку и здорово содрал коленки. Но на другой день я полез снова. Не из самолюбия, а ради самоутверждения.

Каждый мальчишка нашего двора рано или поздно оказывался на дереве. Нужно было только преодолеть первые метры, а там начинались ветки, целая лестница из веток, которая вела на головокружительную высоту. С деревьев было видно всё, что творится на улице. Отсюда мы смотрели на демонстрацию, на огни салюта, на новые марки самолётов — разве всё это по- настоящему увидишь с земли!

Деревья были не только нашими наблюдательными пунктами, но и местом наших игр. Не раз тополя превращались в корабельные мачты, листья — в зелёные паруса, а мы сами — в матросов.

Но не подумайте, что деревья были так доступны нам. Отнюдь. Моя повелительница и наставница, тётка Анисья, крепко держа меня за руку, говорила:

— Залезешь на дерево — запру тебя дома. На замок,

— Хорошо, — отвечал я, изображая покорность.

— Что хорошо? Я тебя спрашиваю!

— Всё… хорошо, — отвечал я, непонимающе моргая глазами.

Я был хитрецом. То изображал покорность, то прикидывался этаким дурачком. Я переминался с ноги на ногу, а моё нетерпение натягивалось, как тетива лука.

— Дай слово что не будешь лазать.

— Хорошо! — Я уже одной ногой стоял на лестнице.

— Что хорошо-то?!

И тут я не выдерживал. Моя хитрость рушилась как карточный домик. Я шёл в атаку.

— А Лялькин отец тоже лазает по деревьям. Вместе с нами.

Я взорвал гранату. В прихожей воцарилась тишина. Кажется, я победил! Не тут-то было.

— Мало ли ненормальных людей на свете, — сказала тётка Анисья.

Ничем её не проймёшь!

— Он не ненормальный! — кипятился я. — Он, может быть, понормальней многих.

— Замолчи, — приказала тётка Анисья, палач моего детства, — я вообще перестану пускать тебя во двор, если там взрослые мужики по деревьям лазают!