Самая желанная - страница 32
Она вначале сделала попытку переместиться в кресло, но Стефано остановил ее:
— Уставшие красивые девочки у нас в стране обычно ужинают в постели. Если, конечно, они мои гостьи.
Кристине пришлось остаться в кровати и, укутавшись в голубые атласные пуховики, позволить разместить над своим животом специальный столик. Вот это ситуация! Есть полулежа тремя вилками в присутствии настоящего аристократа, да еще нечто такое, что и видишь в первый раз!
Она робко коснулась ножом затейливого блюда, не зная, как положено по этикету расправляться с такой едой.
— Забудьте условности, девочка. Забудьте все — вы юны, здоровы, голодны, в конце концов, вы отлично поработали — так ешьте! Рвите перепелок руками, вгрызайтесь в ананас! Не бойтесь смутить меня. Я не ударю лицом в грязь на королевском приеме, но могу разделить трапезу и с портовыми грузчиками. Всякое пришлось повидать в жизни. Но больше всего я ценю естественность.
Со вздохом Кристина приступила к выполнению указаний хозяина дома и через пару минут действительно забыла о всяких условностях. Яства были столь вкусны, а ее собеседник столь добр и прост, что в этой прекрасной спальне она почувствовала себя как дома.
— Итак, я начинаю свой рассказ? — Антонелли внимательно посмотрел на гостью — она одобрительно кивнула. — Вы из Москвы… Семья средняя, интеллигентная, бедная. Простите — это по нашим меркам. Умненькой красивой девочке очень нравились иностранные кинофильмы-сказочки о красивой жизни, вроде «Римских каникул». Впрочем, это старый фильм, вы, наверно, его не видели…
— Видела! — с полным ртом буркнула Кристина.
— Девочка носит дешевую одежду, заглядывается на красивые витрины… Она мечтает о шикарном автомобиле, уютном доме и благородном юном кавалере, способном дать ей счастье…
Кристина искоса поглядывала на сочиняющего ей «биографию» итальянского богача, удивляясь тому, насколько банальными и примитивными оказывались при взгляде со стороны ее самые заветные желания.
— Хорошенькая девушка вправе мечтать о роскоши, удовольствиях, празднике, — продолжал Стефано, — а жизнь скудна, тосклива, бесперспективна… Девочка рискует — и как-то проскакивает на «передовую», чтобы ее заметили, дали шанс… Пришлось, наверно, поступиться принципами, внушаемыми семьей, но она выиграла! Ее заметили, пригласили работать в Рим!.. Грезы стали реальностью. И вот уже скоро умненькая наблюдательная девочка начинает замечать, что рекламный блеск «вечного города» — обманчивая шелуха. А за ней корысть, расчет, эгоизм… Гостья оказывается в стороне, на обочине чужого праздника. И тогда она горько плачет о своей загубленной юности, об увядающей мечте…
Стефано, закончив свое печальное повествование, с интересом присматривался к гостье. Отложив вилку и нож, Кристина, казалось, раздумывала, стоит ли затевать дискуссию или принять версию гостеприимного хозяина без дополнений.
— Ведь вас, синьорина, на самом деле не ожидает на родине любящий жених? — задал провокационный вопрос Антонелли.
— Увы, мое сердце свободно, если вас интересует этот аспект проблемы. — Кристина смутилась. — Смешно делать заявления, лежа в постели… но вы немного ошиблись, синьор Стефано… Да, я плакала сегодня, впервые за время, проведенное в Риме. И плакала не от того, что разочаровалась в «мишурном блеске красивой жизни»… Я размазывала злые слезы от обиды и зависти. Да, зависти! К тем, кто веселился, ел, танцевал… И мне так хотелось доказать всем, что я не хуже!.. Не хуже звезд и графинь, не хуже этой Лары, что все время виснет на Вествуде… А Рим не может разочаровать меня. Я полюбила его и буду любить, что бы со мной ни произошло… Дома, в Москве, я буду грустить о нем и плакать по ночам. Вот… Я же предупреждала, что совсем плохо говорю по-итальянски, когда волнуюсь. — Кристина нахмурилась. Она совсем не была уверена, что поступила правильно, пустившись в откровения.
— Говорите вы прелестно. Не знаю, то ли пикантный акцент украшает вас, то ли благодаря юному очарованию ваш итальянский так забавен… Впрочем, это не меняет сути: моя гостья прекрасна, как наяда, и свободна от любовных чар. — Антонелли смотрел подозрительно и насмешливо на хмурящуюся все больше Кристину. — Но признайтесь, детка, разве в мире ваших грез, полном всяческого бренного великолепия, нет места для «бессмертной любви», о которой тысячелетия твердят поэты и мечтают романтические барышни?