Самоцветы - страница 16

стр.

— Вы к зятю заверните, — посоветовала она на прощанье. — Вот тут рядом… Может, у него что найдёте подходящее.

Зять жил так же крепко, как и тёща, но камней у него было уже совсем мало, — всего один небольшой шкафик, в каких держат посуду. Дорожился он, однако, больше тёщи, так что мы даже из любезности ничего не могли у него купить.

— Тут есть ещё один мужичок, тоже любопытный насчёт камней, — объяснял ямщик. — Может, он подешевле окажет себя.

Когда мы уже садились в экипаж, проезжавший по улице мужик крикнул выглядывавшей в окно Самошихе:

— Ей, Епифановна, насколько омманула господ?

Любопытного насчёт камней мужика мы не застали дома и удовольствовались тем, что приобрели у Самошихи. Вообще, насколько я убедился по личному горькому опыту, покупать что-нибудь на месте, из первых рук, всегда втрое дороже, чем купить то же самое из десятых рук и, притом, у себя дома, в Екатеринбурге. Расчёт самый прямой: люди притащились куда-нибудь в Мурзинку из города, — для Зауралья городом является только Екатеринбург, — значит, им нужны камни, а если нужны, то за ценой не постоят. Получается логическая выкладка, не лишённая основательности.

Резюмируя общее впечатление, оставленное мурзинскими копями, могу сказать только одно, что оно не в пользу мурзинской славы. Самоцветы разделяют общую участь других уральских богатств: промысел хищнический, если только можно назвать промыслом копание безобразных ям. Ни знаний, ни правильной работы, ни разумной предприимчивости, а главною двигательною силой является полштоф и кулачество. Полнейшая случайность, риск на даровую работу собственных рук и объегоривание, конечно, никогда не создадут правильного промысла, который дал бы кусок хлеба местному населению или пришлому рабочему. Дело обставилось таким образом, что при существующих условиях идти копать новые ямы — чистое сумасшествие, и на эту египетскую работу могут подвигнуть только такие дикие стимулы, как жажда полуштофов. В конце-концов, если сравнить стоимость затраченной на добывание мурзинских самоцветов работы, с одной стороны, и полученные за неё полуштофы — с другой, то вывод один: в общем складе мужицкого хозяйства даже этот случайный промысел является полнейшим дефицитом. Заработки на добывании камней могли бы послужить прекрасным подспорьем крестьянскому хозяйству, но мы, к сожалению, ничего подобного не видим. Добыванию самоцветов на Урале больше ста лет, но до сих пор оно не выбилось из самых примитивных форм. Нет ни учреждений, ни частных предпринимателей, которые поставили бы этот промысел на разумные основания, а такая работа окупилась бы с лихвой.

На обратном пути из Мурзинки в Невьянск мы завернули в Калтыши, где сравнительно недавно открыты сапфиры и рубины. От Мурзинки до Калтышей что-то около 50 вёрст, но, чтобы попасть туда, нужно было сделать небольшой круг, именно ехать в Невьянск не через Петрокаменский завод, а на Черемиску и Аятскую. Разница пути незначительная, а от Черемиски свернуть в сторону всего вёрст пять. Калтыши — небольшая деревушка, дворов с сотню. Она залегла по берегу большой реки Режа. Мы ещё в Черемиске наводили справки относительно калтышских рубинов и сапфиров, но, как и везде, ничего определённого не могли узнать.

— У попа, сказывают, есть хорош камень… — отвечает хозяин нашей квартиры. — Сотельную поп-то просит за камень…

— Ну, а в Калтышах кто занимается скупкой камней?

— Окромя Данилы некому… Он, значит, ищется, а потом в город камни возит. У попа-то камень тоже из Калтышей… Приедете в Калтыши и спросите прямо Данилу, а уж он всё вам обозначит.

К нашему несчастью, мы Данилу дома не застали, — он только что уехал в город. Он ещё только начинал дело, и было интересно посмотреть, в pendant[3] к Самошихе, на кулака in statu nascendi,[4] а что Данило будет таким же кулаком, так в этом не может быть ни малейшего сомнения. Мы отправились к месту добывания сапфиров и рубинов одни. Это всего в версте от деревни, где в Реж впадает жалкая речушка Положиха, вырывшая глубокий лог. Настоящая картина этого лога самая обычная для Урала: он весь изрыт сначала даровыми крепостными руками "в казённое время", а потом перерывается ещё раз вольным трудом. Этот вольный труд фигурировал и сейчас в лице пяти мужиков и трёх баб, перемывавших старые отвалы. Речка Положиха впадает в Реж с левой крестьянской стороны, где раскинулись пашни, а противоположный берег Режа покрыт лесом, — это начало заводской Режевской дачи.