Самодива - страница 22

– Может. Но вам правда кажется, что ответ такой очевидный?

Он открыл свой портфель и достал злополучные пять страниц, протягивая их мне. На верхней странице красовалась большая красная "А".

– Не понимаю. Мне казалось, вам не понравилась моя работа.

– Видите ли, мисс Славин, она более чем удовлетворяет условиям поставленного задания. Изящная. Отлично написанная. Достаточно исследовательская. Но чего она не удовлетворила, так это моего любопытства.

– По поводу?

– Подражали ли вы другой работе, прочитанной мной давным–давно. Уникальнейшему сочинению, когда-либо попадавшему мне в руки.

– Об этой самой вазе?

– Именно. К несчастью, так сложилось, среди студентов искусствоведов сцены сражений более популярны, потому музыкант неизменно оставался незамеченным. Но одна студентка заметила его. И, полагаю, я должен вам сказать, что она на обороте увидела одну менаду – сквозь запертое стекло, сквозь глину – словно обладала рентгеновским зрением?

И снова на меня был устремлен обвиняющий взгляд. Какого он ждал от меня ответа? Затем начало закрадываться подозрение, а с ним и вопрос, как давно была написала переданная ему работа, так похожая на мою собственную.

– Если память меня не подводит, то ровно пятнадцать лет назад.

Я почувствовала, как комната завертелась, и все вокруг слилось в сумрачном водовороте.

– Мисс Славин, в вашей стране ваша фамилия распространенная?

– Не совсем. То есть, вообще нет. А что?

– Были ли у вас родственники, посещавшие Принстон примерно в то время?

Ключ повернулся в замке, возвращая вазу, потревоженную на короткое время во второй раз за пятнадцать лет, на положенное ей место. И в этот решающий миг, пока он стоял ко мне спиной, у меня был последний шанс сбежать от прошлого – взбежать по ступенькам, покинуть этот класс и никогда больше не заговаривать с Джайлсом.

Последний шанс прекратить идти по все еще свежим стопам Эльзы Славин.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Незримые в ночи

В ЛЕГЕНДАХ МОЕЙ СТРАНЫ нет создания более прекрасного и жестокого, чем самодива: юная лесная ведьма, танцующая в полнолуние, заманивающая мужчин обещаниями любви, после чего отнимающая их жизни. Фольклорные суеверия заверяют, что силы самодив передаются по наследству в определенных семьях, но я никогда не верила в это. Во всяком случае, пыталась. Потому что тогда бы это значило, что безумие этих созданий находится в моей собственной крови.

Однажды, за тридевять земель, глубоко в лесах жили три девицы неписанной красы, три самодивы. Их молочная кожа была белее горного снега, глаза цвета голубого топаза был чище утренней росы, а их золотистые волосы до талии сияли так ясно, что само солнце леденело от зависти. Потому самодивы выходили только в ночи, подальше от злонамеренных глаз, купаясь под старым дубом, отплясывая в бесконечном танце и упиваясь луной, пока не запевал петух, отсылая их скрываться от рассвета обратно в пещеру, в которую не мог войти ни человек, ни зверь.

Книга с переведенными на английский язык болгарскими легендами была единственной вещью, которую я привезла с собой в университет. Сначала она лежала на дне чемодана. Затем, когда Форбс заполнили незнакомые лица, и в людных коридорах я чувствовала себя более одинокой, чем в пустой комнате, я достала маленький томик и положила рядом с кроватью. Он был напоминанием о доме, о старинных рассказах, связанных с моей семьей. И Эльзой Славин.

Называть Эльзу родственницей было благоразумно, но неправильно: она была чем-то большим, ранней версией меня. Я узнала о ней всего за несколько месяцев до отлета в Америку. До тех пор детали о ее кратком пребывании в Принстоне скрывались от меня, как и другие признаки ее существования. Заботясь обо мне, семья вырвала ее из наших жизней, как корку болячки. Родственники поклялись молчать. Друзья и знакомые были задвинуты подальше вместе с прошлым. Родители заглушили их собственных сердца, похоронив все, чем она владела и к чему прикасалась, в трех запертых сундуках. И тогда началось бдение длиною в жизнь. И безмолвные муки. Постоянное наблюдение. Все это время они, вероятно, представляли, как их маленькая Теа, в то трагическое время бывшая еще младенцем, вырастет счастливой и здоровой девочкой, защищенной от прежних событий. И на протяжении пятнадцати лет эти секреты покорно дремали, как запертый в скорлупе зародыш птенца, без единого намека, сорвавшегося с чьих-либо губ. Но затем оболочка треснула.