Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк - страница 8

Постепенность обусловлена тем, что воздух полон мелких частиц, букашек и водяного пара. Если твоё тело вдруг появлялось в этой точке пространства, то вбирало в себя и частицу поверхности земли, и пролетающую муху и любую мелочь, которая поднималась в воздух. При постепенной материализации тело как бы растискивало частицы, освобождая место для себя.

4

Мы четверо успешно появились на другой стороне портала.

Пока ещё бесплотные тела покачивались в пустой белой комнате, убранством похожей на тюрьмы в Гофрате.

Вдоль стены шёл диван примитивной формы, лишённый хоть каких-то украшений. Под потолком висела лампа, источающая мерзкий холодный свет. На деревянном полу сидел парень в простой одежде и обрезанных по колено штанах, какие носили бедные жители Деш-Раджа.

На голове у него какой-то обруч с накладными ушами, похожие использовали в высокогорьях Щербатых Гор вместо шапки. Только уши были не из меха, а выточены из чёрного дерева.

Парень смотрел на большое горизонтальное зеркало, на котором двигались изображения. Напоминало «соглядник», магическое устройство, которое можно было разместить где-либо незаметно и получать изображение с него на зеркало в другом месте, пока не иссякнет магия.

Соглядник показывал какого-то бедно одетого человека: он подбежал к коробке на колёсах, отдалённо напоминавшей самоходные кареты, которые любили делать на родине Хадонка, в Драйденских Землях, открыл дверь и вытащил из кареты пассажира. Бросил его на землю, а сам занял его место.

Портал растаял, наши тела приобрели вес. Я опустилась на пол.

Парень в коротких штанах оглянулся… Издав испуганный возглас, сорвал с головы накладные уши и вскочил на ноги. Громко что-то спрашивая на незнакомом языке, он медленно отступил к зеркалу.

– М-м, язык похож на енавский.

Мои товарищи были полупрозрачными, как при несработавшем заклинании невидимости. Аделла Лью уже прихорашивалась, поправляла охотничью куртку и смахивала пыль.

– Вон он! – Хадонк показал на окно комнаты, за которым виднелись квадратные дома незнакомой архитектуры.

Сохраняя нематериальность, скелет шагал сквозь здания, которые были ему по колено. В отличие от нас, с каждым шагом он становился прозрачнее и прозрачнее, пока вообще не растворился в воздухе незнакомого города, словно пропал в лучах заходящего солнца.

– Где мы? – спросила я у местного жителя.

Впрочем, тот безостановочно лопотал что-то на своём енавском.

Аделла убедилась, что стала полностью материальной. Надвинувшись на парня, повелительно спросила:

– Ты дикарь что ли? Говори на химмеле! Мне тоже противен этот язык, но я же пересиливаю себя?

Парень ещё сильнее перепугался и выбежал из комнаты в соседнюю. Аделла и я последовали за ним.

В этой комнатке было ещё более тесно, чем в предыдущей. В квадратном очаге под уродливым чайником горел синий газовый огонь. Большую часть занимал простецкий стол и табуреты. Опять же, как в тюрьме.

Парень выдвинул из шкафа ящичек и достал нож. Дрожащей рукой направил на нас, продолжая истошно вопить. Аделла засмеялась и выхватила из ножен свой кривой охотничий кинжал:

– Давно не дралась на лезвиях, нападай, дикарь!

Парень забился в угол, огородившись от нас табуретами. На его красивом лице читался такой необъятный страх, что я почувствовала неладное. Ну не будет человек пугаться четырёх недоученных магов, случайно появившихся в его комнате. Чего такого-то?

– Подожди, Аделла, здесь что-то не так. Убери нож.

– Ага, сейчас.

– Убери! Дикарь и без того до смерти напуган.

Я достала из своей сумочки жетон Академии Химмельблю:

– Мы ученики, понимаешь? У-че-ни-ки. Академия Химмельблю, слышал о такой? Где мы находимся?

Парень мотнул головой и произнёс много слов на своём языке.

– Судя по обстановке и бедности – это остров Вердум, – сделала вывод Аделла.

– Если это так, то мы пропали, – ответила я. – Вердумцы – дикари, сброд со всего мира. У них тут пиратские гавани, внеклассовые маги и целая армия вассен-слоггеров.

Аделла потянулась к ножу:

– Что-то он не похож на вердумца, испуганный какой-то.

– Мало ли, вдруг он раб? Или его захватили пираты.

– Почему же он на химелле не разговаривает?