"Самое трудное для писателя — заставить редактора прочесть хотя бы несколько страниц романа" (Интервью) - страница 4

Я сделал, наверное, попыток двадцать-тридцать, перестал считать после первого же десятка отказов. Проект некоммерческий. Вот напишите нам еще одну «Ничью Землю», Ян. А зачем вы, собственно, поменяли жанр? Читатель не хочет читать подобного рода литературу. Зачем исторический роман? Вы же не Акунин?

Притом в Интернете книга расходилась прекрасно. Мы с покойным Сашей Ройфе, светлая ему память, издали его прямиком на Литресе, параллельно роман вышел в бумаге, в киевском издательстве «Альтерпресс», с которым я сотрудничаю с первого дня своей литературной деятельности.

За первую же неделю вторая книга стала бестселлером. Без рекламы. Без буктрейлеров и статей в журналах. У «Проклятого» была своя аудитория.

Теперь, чтобы ответить вам на вопрос о найденном в 70-х годах (а, вообще, не в 70-х, а раньше) Евангелии от Иуды, я вынужден коротко изложить одну из линий своего романа.

В «Проклятом» группа археологов, нашедшая старую рукопись на раскопках в Израиле, подвергается нападению и преследованию со стороны Легиона, организации, созданной еще при императоре Константине для «зачистки» опасных для дела Церкви течений и уничтожения документов, не совпадающих с доктриной.

Найденная на Ближнем Востоке реальная рукопись «Евангелия от Иуды» представляет собой одно из гностических евангелий, коих насчитывалось не одна сотня. Никаких откровений она в себе не содержала, так как версия о том, что Иегуда (Иуда) не был предателем, а был любимым учеником, предавшим Христа, чтобы учитель через мученичество обрел бессмертие, известна с давних времен.

В моей версии «Евангелие от Иегуды» содержит более взрывную информацию. Тут и взаимоотношения между учениками, и любовь между Иешуа и Мирьям, в которой Иегуда был третьей стороной треугольника. И другой политический расклад, и полное отсутствия в новозаветной истории чуда. Мертвые остаются мертвыми, но вот любовь близких, их самопожертвование создает религию, ставшую всемирной.

Из лжи и любви и лжи ради любви. Из мнимого предательства и мнимого воскрешения. Не боги, не святые, не дети богов — обычные люди, которые сражаются с оккупационным режимом Рима, с продажной церковной знатью, беззаветно преданные своему народу и друг другу. Вот такая вот история о человеке, который умер на кресте 2000 лет назад, никогда не воскресал, но стал Мессией для миллионов своих последователей благодаря жене, которую никто никогда не назвал женой, другу, которого все считали предателем, и гонителю христиан, ставшего самым преданным из учеников Иешуа, но никогда не видевшего «учителя» живым.

Сами решайте, к чему это ближе — к Булгакову или к Брауну. Мне ближе и роднее Михаил Афанасьевич, а вам, как читателю, выбирать интересный текст уже по вашему вкусу. Для любителей боевика в трех томах хватит экшена как минимум еще на один роман.

А судьба у романа сложная. Последний том прекрасно продался в Интернете, а бумагу мы издавали минитиражом по подписке и рассылали заказчикам. Времена нынче тяжелые и делать тысячный тираж без оглядки на сбыт уже не получилось.

Хочу ли я уйти из массовой литературы в элитарную? Нет. Я пишу популярную литературу и уверен, что мне есть что сказать и о чем рассказать читателю. Если кто-то хочет наклеить на меня этикетку… Ну, удачи. Я не думаю, что это хорошая мысль.

За десять лет я написал 10 книг. Два больших цикла и три отдельных романа. Среди них нет ни одной халтурной книги. Ни одной книги, написанной по заказу. Ни одной скучной. Думаю, что это неплохой результат и правильный путь развития. Я — автор триллеров. Моя задача заставить читателя дрожать и переживать, моя сверхзадача — заставить его думать о прочитанном. Я ничего не хочу менять.

— Может быть, я ошибаюсь, но до последнего времени украинская фантастика, кроме сочинений Федора Березина и «Глобального потепления» Яны Дубинянской, отличалась низкой политизированностью. Если и интересовала писателей история, то общесоветская или вовсе всемирная. На ваш взгляд, стоит ли ждать стремительного роста политического самосознания фантастических масс?

— Мне нравится Березин. Я с удовольствием читаю Дубинянскую. Не помню, кто сказал: «Фантастика — это окружающая нас реальность, доведенная до абсурда». Если политика есть в реальности, но она будет и на страницах книг, к какому бы жанру они ни относились. У меня политика есть в каждом из романов. Она — полноценное действующее лицо, пружина, которая двигает действие, формирует поступки и характеры героев. Достоверность текста достигается наличием в нем деталей окружающей жизни, а, значит, и политики.