Самостийная Украина: истоки предательства - страница 16
Символично также, что в номере «Литературной Украины» от 12 сентября 1991 года, в котором рассказывается о том, как был водружен над Радой желто-голубой флаг, помещено, с одной стороны, приветствие Елены Боннэр, посоветовавшей украинцам стойко держаться и не «позволять выкручивать себе руки» никому — «ни Центру, ни России» (вспомним, что после путча Боннэр точно так же призывала по телевидению полностью отделиться Россию), а с другой — портрет «национального социалиста» Симона Петлюры и его знаменитое изречение: «Только национальное, ни от кого не зависящее украинское государство! Это исповедуем твердо и неуклонно. За это мы боролись, боремся и будем бороться до конца». В этом номере была напечатана также хвалебная статья о нем (перепечатка из выходящей в США украинской националистической газеты «Мета» (№ 5, 1991 г.), в которой доказывается, что Петлюра, во-первых, самым страшным врагом Украины считал Москву и, во-вторых, вошел в историю как защитник прав национальных меньшинств, «в частности, еврейского населения Украины» (в подлиннике стоит «жидівського»).
Будет ли самостийная Украина Леонида Кравчука или тех, кто придет после него, защищать права национальных меньшинств и прежде всего «жидівського» населения так, как это делал Петлюра, пока не ясно. И все же анализ политических ходов партнеров по националистическому покеру на Украине позволяет сделать кое-какие выводы, проследить определенные тенденции.
Серьезная ставка в играх партаппарата с украинскими националистами была сделана, когда был принят откровенно антидемократический закон о языке. Учитывая лозунг украинских сепаратистов «Мова — це наша держава», то есть «Язык — это наше государство», можно заключить, что этот закон был для них всем и вся. В то же время он был выгоден и партократии, так как отводил от нее гнев националистов, направлял возраставшие антикоммунистические настроения в антирусское русло. Это была тактика, испытанная на Украине большевиками еще в 20-е и 30-е годы и прежде всего В. Лениным. Тогда Центру и местным национал-коммунистам удалось мобилизовать широкие фракции национально мыслящей интеллигенции (в основном бывших петлюровцев) на поддержку социалистических планов Москвы (в том числе коллективизации) в обмен на разрешение громить русскую культуру на Украине. Однако, в 80-е годы в отличие от 20-х и 30-х годов власть КПУ была не в состоянии творить в отношении русской культуры беспредел ленинских времен. В условиях нарастания демократического процесса в стране и на Украине коммунисты теряли позиции, у них не было настоящей власти. А начать закрывать русские школы и заставить всех украинских родителей отправить своих детей в украинские, чего фактически требовал закон о языке, можно было только чрезвычайно жесткими насильственными методами.
В итоге националистическая интеллигенция обманулась в своих ожиданиях. Закон о языке без сильной деспотичной коммунистической власти оказался недейственным. Более того, очень скоро выяснилось, что та все же значительная сфера употребления украинского языка, которая была при Щербицком, искусственно поддерживалась директивами ЦК КПУ. С первыми ростками демократии, с появлением зачатков рынка и соответственно ослаблением власти аппарата число изданий на украинском языке стало сокращаться. Так, еще в 1988 году, в разгар кампании за украинизацию, число газет и других периодических изданий на украинском языке сократилось на тридцать единиц, а русскоязычных увеличилось на двадцать восемь единиц. С принятием закона о языке ситуация еще больше ухудшилась. В связи с этим Л. Пономарив в «Литературной Украине» с удивлением писал: «Парадоксальная ситуация складывается в печати. Без закона о государственности украинского языка большая часть газет, по крайней мере, районных, областных и республиканских, была у нас на украинском языке. Теперь же нет «Комсомольца Запорожья», русифицируются и другие газеты». Особенно активно процесс перехода печати на русский язык проходил на юге республики.
Еще менее утешительной для сепаратистов была ситуация в области издания литературы на украинском языке, особенно художественной и популярной. С ослаблением контроля партии над издательским делом и появлением книжного рынка украинская книга стала вытесняться русской, несмотря на то, что самостийники получили возможность издавать буквально все — от работ репрессированных украинских писателей до националистических трактатов Донцова откровенно фашистского толка. И вновь стало ясно, что антиукраинский пресс коммунистического режима был очень относительным, распространялся на очень ограниченную сферу. В целом же режим кормил огромную массу украинских творческих работников, издавал не только действительно талантливых авторов, но и массу бездарностей, даже явных графоманов в обмен на их политическую лояльность, верность марксистско-ленинской догматике. Правда, это беда не только украинской литературы, но и других национальных литератур, и даже литературы русской, но на Украине, где среди писателей не было особой конкуренции и пропуском в большую литературу было иногда просто желание водить ручкой, даже не зная толком украинского языка, этот феномен принял просто неприличные формы.