Самостийная Украина: истоки предательства - страница 18

стр.

Часть самостийников видит беды украинского народа не просто в православии, а в христианстве вообще. Так, известный ревнитель чистоты украинского языка Сергей Плачинда доказывает, что «древнюю украинскую сверхдержаву», державшуюся на «трех китах» — вече, волхвах и язычестве», погубил 988 год. Крещение Украины стало-де «началом упадка и краха украинской государственности». Вполне поэтому естественно, что самостийники называют сейчас православных священников «московскими попами», а В. Яворивский не постеснялся перед американской аудиторией заявить, что патриарх Алексий приехал на Украину «как вор».

Национализм, социализм, клерикализм и неоязычество — все эти, несовместимые на первый взгляд, идеи тянутся друг к другу на Украине, грозя образовать взрывоопасную смесь, как это уже случалось в истории Европы. О возможности союза между националистами и партократией предупреждал в своем выступлении на сессии Верховного Совета УССР в мае 1990 года депутат Гринёв. Его прогноз фактически подтвердился с той разницей, что партократы сейчас называются суверен-коммунистами или вышли из партии ради вящей карьеры.

5. Что же делать?

Тенденция к формированию в республиках блока националистов и партократов — неважно, вышли они из КПСС или воссоздались под другими названиями — свидетельствует о том, что расчленение СССР-России не только не гарантирует торжества демократии, но даже чревато быстрым воспроизводством авторитарных тенденций, причем на националистической основе. Кредо демократов-всеобщников «пусть сгинет Россия, лишь бы жила демократия», заимствованное у западной советологии, оказалось совершенно несостоятельным. Не за горами время, когда всем станет ясно как день, что расчленение СССР-России — это не путь интеграции страны в мировое хозяйство. Расчленение — это дестабилизация, а как можно куда-то интегрироваться, дестабилизируясь? Кроме того — и это, пожалуй, самое главное, — в условиях краха коммунистической идеологии все более очевидной становится необходимость этнонациональной или эквивалентной по функциональной способности идеологии. Между тем проводимый политический курс подрывает все предпосылки формирования такой идеологии в большинстве крупных республик. И не случайно Запад, не отказываясь от планов расчленения и ослабления Советского Союза, начинает размышлять о плюсах и минусах этой политики. Как поступить? То ли дальше дробить Россию на части с риском реальной дестабилизации страны и полной непредсказуемостью будущего (а непредсказуемости Запад очень не любит уже в силу своей мировоззренческой одномерности), то ли оставить ее целой при условии, что у власти в основных сферах экономики и культуры будет элита, пользующаяся доверием Запада (Померанц называет ее в одной из последних работ мировой диаспорой).

Что направляло до сих пор наших архитекторов перестройки и их западных консультантов? Что «перестроечная» мысль несамостоятельна, в этом, я думаю, сейчас никто не сомневается. Над ней (и Западом) довлел, во-первых, исторический опыт «распада» Австро-Венгрии, давшего жизнь целому ряду самостоятельных государств. Во-вторых, опыт национально-территориального федеративного устройства СССР после Октября. В-третьих, опыт консолидации «социалистических» наций и становления национальных созданий на территориях западных областей бывшей Российской империи, а также в Туркестане. В-четвертых, послевоенный феномен деидеологизации в Западной Европе и Америке, абсолютизированный или неправильно понятый обслугой архитекторов перестройки.

Совершенно очевидно, что западные специалисты и их подражатели в нашей стране, готовившие парады суверенитетов, переносили на СССР опыт раздробления Австро-Венгрии, абсолютизируя формальные общие моменты в двух государствах и игнорируя их особенности, историческую и национальную специфику. Австро-Венгрия объединяла народы, уже имевшие в прошлом государственно-историческое бытие и выраженную историческую память. Это Чехия со своей славной историей, Реформацией и Контрреформацией. Венгрия, у народа которой уникальная история странствий и войн. Собственно австрийцы, имевшие, несмотря на культурную близость к немцам, совершенно отличную историческую судьбу, мало чем похожую на немецкую. Да и австрийские славяне — словенцы, хорваты и сербы — все они ко времени своего вхождения в состав Австро-Венгрии уже были народами с государственной традицией и развитым национальным самосознанием. Австро-Венгрия была подлинным лоскутным государством, двуединой и несостоявшейся триединой монархией, где элементы обще­австрийского (имперского) самосознания лишь надстраивали блоки сложившихся или складывавшихся национальных самосознаний. Далее, за исключением Баната, Трансильвании, отдельных районов Богемии, Моравии (чехи и немцы) и Галиции (поляки и русины), а также нескольких крупных городов, народы Австро-Венгрии проживали компактными национальными группами.