Самурайша - страница 25

Хисако вытирает слезу, прижимается щекой к спине мужа, обнимает его и засыпает с мыслью, что им довольно и одного рояля на двоих.

1986

— Выпьешь что-нибудь?

— Двойной кофе, самый крепкий. Мне необходимо проснуться.

— В три часа пополудни? По-прежнему страдаешь бессонницей? Забавно, что некоторые вещи никогда не меняются!

Они сидят под стеклянной крышей романтического садика в самом центре Париже. Она выбрала и это место, и железный столик, зажатый между рокайлью с красными рыбками и посредственным памятником Шопену. На улице, за стеклами дождь, головки цветов отяжелели и клонятся к земле. Ветер обдувает куртины, наполняя воздух ароматами земли и шалфея. В заведении только они и невозмутимая барменша за стойкой.

Софи идет за кофе, Эрик смотрит ей вслед без всякой задней мысли, удивляясь, как мало она изменилась. Они встретились четверть часа назад, а он уже не знает, о чем с ней говорить. Обстановка в кафе слишком интимная, каждое произнесенное слово невольно обретает двойной смысл. А может, Эрик внезапно испугался ответственности за эту встречу, которую он сам же и организовал после одиннадцати лет молчания.

— Ваш заказ, мсье!

— Спасибо. Я мог бы и сам сходить.

— Тогда тебе следовало быть пошустрее! Шучу, шучу! Наверное, жена окружила тебя заботой и вниманием, я права? Говорят, восточные женщины…

— О восточных женщинах говорят слишком много глупостей, — обрывает ее Эрик. — Мы здесь не для того, чтобы говорить о моей жене.

— Вот и прекрасно, — улыбается Софи. — Так о чем будем говорить? Если я поинтересуюсь твоими успехами, мы неизбежно вернемся к твоей жене.

Эрик улавливает в голосе Софи иронию, но ее светло-карие глаза и рыжие веснушки обезоруживают его. Потрясающе, что они остались такими разными: Софи легкая, ничего не воспринимает всерьез, он не доверяет сам себе, не умеет быть естественным.

— Ты все такой же серьезный!

— Что делать, мне уже не двадцать!

— Да ты и в восемнадцать был таким же, Эрик! Ты был… до ужаса благоразумным, неужели забыл? Хотел на мне жениться…

— Ты, — перебивает Эрик, — уже тогда откладывала, чтобы купить квартиру, а я не умел заполнять ни налоговую декларацию, ни страховку.

— Мы потрясающе дополняли друг друга! Ты был настоящим артистом, убежденным в величии своей миссии, отрешенным от обыденной жизни, я — легкомысленной, но гениальной по части быта. Мы могли стать непобедимой командой…

— Непонятно, почему ты меня бросила!

— Я и сама не помню, — признается Софи. — За все эти годы я ни разу не попыталась найти ответ и не думала о тебе, пока ты неделю назад не подгреб ко мне в кафе, чтобы взять номер телефона.

— Мне очень жаль… если я…

— Перестань. Я была польщена, что ты меня сразу узнал.

— Но ведь и ты меня узнала. Как только я подошел, ты обратилась ко мне по имени.

— А я за тобой наблюдала и надеялась, что ты меня не заметишь. Тягостно встречать старых знакомых, с которыми не знаешь о чем говорить.

Старый знакомый! Она стояла у стойки с двумя подругами, он видел ее в профиль, но не мог ошибиться. Мужчина никогда не забывает свою первую женщину. Он женат, хранит верность супруге, фанатично исполняет свой долг по отношению к Хисако, но ни за что на свете не назвал бы «старой знакомой» эту молодую женщину. Заметив ее в том кафе, он залился румянцем, как влюбленный мальчишка. Он давно не любит Софи, но помнить ее будет всегда, что бы она сама об этом ни думала. Отношения с Софи задавали тон во всех романах Эрика, и он не верит, что Софи могла выбросить из памяти их первые ласки.

Определение «старый знакомый» задело Эрика, но Софи уже сменила тему.

— Раз мы оба не помним, почему расстались, это означает одно…

Софи смотрит на Эрика с лукавой улыбкой, гордясь своей догадкой. Она замечает полысевший лоб, мятую куртку и думает, что только совсем молодая девочка могла сходить с ума по этому парню! Она вспоминает, за что злилась на Эрика. Он вечно торопился вернуться к своему драгоценному пианино, всегда сам платил по счету, но водил ее только в дешевые рестораны, запрещал смеяться над тем, что его оскорбляло.

— Ты меня бросила, — напоминает Эрик, не в силах скрыть горечь.