Самый грустный человек - страница 8
Страуд знал, что это и есть конец. С того самого дня, когда он впервые в жизни почувствовал, что любит, когда понял, что где-то существует счастье... с того самого дня он смутно стал чувствовать приближение конца. И вот вам развязка. Да какое ему дело было до счастья. Счастье... Что за странное слово...
— Простите меня, — промямлил он, — за мою наглость, за бесстыжесть... — Вдруг он заметил, что у одного из присяжных ворот рубашки тесен и жмет. Это словно подстегнуло его. — Это Гея виновата... — заорал он, захлебываясь.— Почему вы не судите ее? Почему не вызвали сюда? Ведь это ей я объяснялся в любви... Ведь она старше меня... на целых тринадцать лет... и некрасивая, совсем некрасивая... Она обманула меня... притворилась самой лучшей... Она деньги брала у мужчин... за то, что ложилась с ними... судите ее, казните ее...—и он потерянно заплакал. — Бедная Гея, я предал тебя... еще и не любил, а уже предал... это такой народ, Гея... Они кого угодно заставят предать... Заставят отречься от еще не произнесенных слов, от несвершенных дел, от себя самого. — Потом, злобно улыбаясь, обратился к судье и присяжным: — Она не поверит... все равно не поверит... Вы не сможете сделать так, чтобы она считала меня подлым, трусливым... Я доказал, что на все готов ради нее... и сейчас ни о чем не сожалею... — Потом нить мысли оборвалась, он что-то вспомнил и зачастил жалобно: — Я только три класса кончил, я всегда был первым учеником, в транспорте уступал место женщинам и старикам, правил уличного движения не нарушал, может, примете во внимание...
— Почему не даете слова защите? — послышалось из угла.
— Пожалуйста, — судья посмотрел на часы, — но я опаздываю на прием.
— Я только одно скажу. Страуд против Алькатраза не восставал. Скорее наоборот — Алькатраз против Страуда.
— Ага, и этот из тех же, — презрительно усмехнулся первый заседатель, — из тех, кто провозглашает известные истины. Это-де стол, а это стул, а вот стена... — Присяжный огляделся, и воображение его застопорилось, потому что в комнате никаких других предметов не было. Он уныло посмотрел на дверь и захотел было представить, что может быть по ту сторону двери.
— Кроме того, я возражаю против вынесения приговора, потому что допущены процесдуальные ошибки.
— Ну-ка, ну-ка, — испуганно поинтересовался судья.
— У первого присяжного мятые брюки. А это нарушение кодекса. У второго присяжного пальцы все время выстукивают по столу. Это уже грубое нарушение. Ибо означает, что присяжный в нервном состоянии. А с подпорченными нервами невозможно следовать истине.
Судья в панике стал листать свод законов и мрачно подтвердил:
— К сожалению, замечания защиты справедливы. Допущен ряд процессуальных ошибок. — Потом оживленно погрозил пальцем адвокату. — Ну, ты славно подхватил наш стиль. Так серьезно, солидно было начал, я даже обрадовался, а потом взял да и прижал нас к стенке. Думаешь, мы не поняли, кто ты на самом деле? Ты автор. Да, да, ты сам автор. Вот ты кто.
Суд был отложен, и спустя год обвиняемый и суд снова встретились в комнате покойного. Зарубежных туристов гиды первым делом приводили сюда. Когда кто-либо метался, пытаясь спасти родича, попавшего в лапы судей, он приходил в этот дом и зажигал здесь свечу. Приходили сюда и паломники из дальних городов, и потому стены этого дома, превратившегося в своего рода святилище, были полностью закопчены.
— Очень рады встрече с тобой, Страуд, — сказал судья. — Как бы там ни было, а все-таки мы старые знакомые, а это всегда приятно. Представь, что ты нам нравишься. Наша борьба с тобою порождает любовь, потому что мы связаны друг с другом. Если бы тебя не было, не было бы и нас. Но если бы нас не было, тебя бы и вовсе не было. Итак, мы снова приговариваем тебя к смертной казни. Потому что ты восстал против Алькатраза.
Адвокат снова запротестовал, на этот раз довод его был такой: по законам Алькатраза нельзя за одно и то же преступление судить дважды. Это поставило судью в тупик, суд отложили. А на следующем заседании адвокат снова напомнил об этом пункте закона. И так продолжалось бесконечно. Суд не мог вынести приговор, создавался заколдованный круг. Судебный этот эпизод грозил ославить Алькатраз на весь мир. Стали подумывать о том, чтобы обратиться к патриотическим чувствам обвиняемого и уговорить его совершить еще одно убийство, чтобы он снова как бы впервые мог предстать перед судом... Выходом из этого заколдованного круга мог явиться компромисс, некое снисхождение со стороны властей, то есть если бы король заменил смертный приговор пожизненным заключением. Но для этого мать обвиняемого должна была предъявить письменное прошение на имя короля, который как бы ничего обо всем этом не знал.